Потом я накормил кур и, все еще сердитый, потопал обратно к кухне, мечтая о кофе. По дороге я заметил куриное яйцо, отложенное на клумбе у стены дома, и подобрал его. «Странно!» – подумал я. Я отчетливо помнил, что вчера вечером стена выглядела как ровная каменная кладка, отделанная светлым деревом. А теперь это была беленая штукатурка. Но мне так хотелось кофе, что я не стал об этом задумываться.
Я вошел в дом, положил яйцо в миску с маслом – я подумал, что, может, Романов ему обрадуется, – и наконец-то получил свой кофе. Но позавтракать не спеша, с толком, с расстановкой, как я собирался раньше, мне так и не удалось. То, что пришлось пробудиться так быстро, выбило меня из колеи. Я нервничал и все еще сердился. Я отрезал себе толстенный ломоть хлеба, намазал масла толщиной в палец и пошел проведать Романова. Я подумал, что лучше рассказать ему, как я отключил его жену.
Сейчас его квадратная белая спальня выглядела далеко не такой просторной. Окно как-то съежилось. И я мог бы поклясться, что промежутки между раскиданными по полу шмотками уменьшились вдвое с тех пор, как я был тут в последний раз. В утреннем свете Романов выглядел еще хуже. Волосы у него сделались липкими от пота, и лицо смотрелось ужасно, потому что коричневый загар стал желтым и из-под него проступала болезненная серость. Когда я склонился над ним, Романов не шевельнулся и глаз не открыл.
«Ну, гриппозным больным обычно становится хуже перед тем, как полегчает», – подумал я без особой надежды.
– Не хотите позавтракать? – спросил я. – А может, аспирину поискать?
Он только беспокойно шевельнулся и ничего не ответил. Поскольку я не мог придумать, как можно привести сюда доктора, я просто тихонько вышел и закрыл за собой дверь.
Проходя по коридору, я задел ногой телефон. Я поднял его испачканной в масле рукой. Телефон слабо звякнул. Это был игрушечный телефон, красно-синий, пластмассовый, и в стене не было видно никакой розетки, а желтая пластмассовая трубка лежала отдельно, ничем не присоединенная к аппарату. Я тупо уставился на все это.
– Беспроводной телефон? – спросил я себя. – Круто замаскированный мобильник?
Но я знал, что это не то и не другое. Это просто игрушка.
– Вот тебе и магия, – сказал я и пошел на кухню, чтобы найти какую-нибудь корзинку. – Тут все держится на магии. А за ней, я так понимаю, нужен глаз да глаз.
Я нашел корзинку и вышел на улицу, посмотреть, не отложили ли куры еще яиц. Оказалось, что отложили, и довольно много. Яйца были попрятаны по всяким укромным уголкам и щелкам. Я все время находил новые и новые.
– Ой, как хорошо! – сказала воздвигшаяся надо мной Мини, озабоченно помахивая ушами. – А то я так боялась наступить на одно из них! А для чего они?
Я поднял голову, собираясь объяснить слонихе, зачем нужны яйца, но тут мой взгляд упал на стену сада позади Мини. Стена явно сделалась ниже, и ее кирпичи крошились и местами обваливались. И она оказалась куда ближе к дому, чем я думал.
– Мини, – спросил я, – тебе не кажется, что это место становится все меньше?
– Кажется, кажется! – подтвердила Мини. – Сегодня утром до той рощи было всего сто шагов. Я как раз собиралась спросить у тебя, почему это.
– Думаю, это оттого, что Романов болен, – сказал я.
Но Мини меня не слушала. Она устремила оба уха и хобот на небо, куда-то за дом. Я тоже вытянул шею в ту сторону. За домом было не видно, но мне послышалось какое-то жужжание.
– Что это? – спросил я.
Глаза Мини, изумительно серые, умные, невинные глаза, посмотрели на меня.
– Какой-то летательный аппарат, – сказала она. Ее густые серые ресницы нервно затрепетали. – Он… он мне чем-то не нравится.
– Он летит сюда? – спросил я.
– Да, – сказала Мини. – Мне так кажется.
– В таком случае, – сказал я, – поди и загороди вход в дом. Я не думаю, что тех, кто там находится, стоит пускать внутрь. По крайней мере, теперь, когда Романов болеет.
Мы встали у дверей, Мини – привалившись к ним боком, а я – рядом с ней, так, что моя голова едва доходила до самой нижней точки ее серого морщинистого брюха. Через некоторое время над огромной спиной и углом крыши дома показался летательный аппарат. Он как раз переходил с белесого ломтя неба на ярко-голубой. Пересекая линию, разделявшую две разновидности неба, он вроде как мигнул, и это, по-видимому, заставило его снизить скорость. Во всяком случае, на то, чтобы пересечь голубой кусок, у него ушло больше времени, чем я думал, и потом, у следующей линии, он снова мигнул, перейдя в кусок, затянутый клубящимися серебристо-серыми облаками, и принялся упрямо пробираться среди них. Времени на это ушло столько, что я было понадеялся, что он вообще не долетит. Но это, конечно, было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
Пять минут спустя аппарат с оглушительным ревом заложил вираж над домом и опустился на вершине холма, у стены сада. Он был похож на вертолет без больших винтов, белый и довольно маленький. Мини с отвращением свернула хобот, почувствовав исходящий от него запах. Куры сломя голову разбежались кто куда. Я покрепче стиснул свою корзинку с яйцами и уставился на крупные цифры и буквы на заостренном хвосте аппарата. Коза подошла поближе и, не переставая жевать, тоже уставилась на него.
– Пари держу, это миссис Романов, – сказал я, когда рев стих. – Я ее очень разозлил сегодня утром.
Дверца распахнулась, и на траву выпрыгнули двое мальчишек в расшитых куртках. Следом за ними, неторопливо и величественно, появился мужчина, который немного постоял, озираясь по сторонам и одергивая свой вышитый костюм, потом нацепил очки в золотой оправе, коротко сказал что-то мальчишкам, и все трое принялись спускаться по поросшему травой склону к дому.
У меня малость душа ушла в пятки. Это был тот самый мастер молитв, которого я принял за Романова в Лоджия-Сити, и двое его пацанов. Должно быть, они явились сюда, чтобы вершить надо мной свой неправый суд. Я прикинул, удастся ли уговорить Мини пнуть их машину достаточно сильно, чтобы они не смогли утащить меня к себе.
– Нет, конечно! – воскликнула Мини. – За кого ты меня принимаешь?
«Значит, остается только швыряться в них яйцами», – подумал я, глядя, как они приближаются. Они выглядели точно так же, как я их помнил. У мастера молитв был все тот же несгибаемый и непогрешимый вид, какой бывает только у самых неприятных учителей в школе, и мальчишки были ничем не лучше. Старший был темноволосый, самодовольный и смотрел паинькой. А младший был тот самый белобрысый крысеныш с остреньким личиком, который исподтишка щипал меня с вывертом.
Все трое посмотрели вверх, на Мини, потом вниз, на козу, потом пожали плечами и уставились прямо на меня. Мастер молитв разлепил свои неодобрительно поджатые губы и произнес:
– Ник Мэллори.
Я кивнул. Наверное, он нашел мое имя в полицейских отчетах.
– Нечистый, известный как Романов, – сказал он, – полагаю, находится в этом доме.
«Сам ты нечистый!» – подумал я. А вслух спросил:
– А вам зачем?
– Как это зачем? Мы прибыли сюда, чтобы его ликвидировать, – сказал мастер молитв, как будто разъяснял нечто само собой разумеющееся кому-то очень тупому. – Будьте так любезны, отойдите от двери и животных ваших уберите.
Я смотрел в его невозмутимое правильное лицо, в суровые серые глаза за золотыми очками и снова не мог понять: ну как же вышло, что я принял его за Романова? А его манера выражаться меня очень насторожила.
– Минуточку, – сказал я. – Не вы ли, случайно, предлагали Романову деньги за то, чтобы ликвидировать меня?
Они так удивились, что я понял, что ошибся. Розовенькое личико крысеныша изумленно вытянулось, но он тут же спохватился и презрительно ухмыльнулся. Мальчишка постарше моргнул и уставился на меня. Мастер молитв сперва был ошарашен, потом исполнился ужаса и жалости.
– Мой мальчик, – сказал он, – если вы могли подумать обо мне такое, если вы могли вообразить себе, будто я способен иметь какие-то деловые отношения с нечистым, это говорит о том, что вы действительно серьезно нуждаетесь в наставлении и исправлении. Я возьму вас с собой в Лоджия-Сити и в скором времени покажу вам, насколько вы заблуждаетесь. А пока что отойдите от двери!
– Но ведь вы наложили на меня какое-то заклятие там, в Лоджии, разве не так? – спросил я. – Наверняка наложили! Это единственное возможное объяснение.
Лицо мастера молитв окаменело.
– Попрошу в моем присутствии выбирать выражения! – сказал он. – Воздержитесь от грязных речей. Я таких гадостей не делаю. То, что сделал я, – вполне законно, и я свободно в этом признаюсь. У меня в обычае, уже много лет, ежедневно возносить нужные молитвы о том, чтобы ко мне явился некто, кто мог бы привести меня в то место, где скрывается Романов. И вчера я получил ответ на свои молитвы: явился ты. Отыскав тебя, я затем поручил Джоэлу, – он отечески положил руку на голову старшего мальчишки, – следить за твоим побегом и наложить на тебя узы, которые привели нас в это место. Но все это было сделано в чистоте и должным образом.
