И он сомкнул губы в ниточку и сурово уставился на меня.
– Другими словами, – сказал я, – что-то вы сделали, но «заклятие» – слишком грязное слово.
Мастер молитв воззрился на меня гневно. Мальчишки мельком переглянулись. Им это явно нравилось.
Мини шумно выдохнула через хобот.
– Нич-чего не понимаю!
«И не старайся, – подумал я ей. – Они просто психи». Я с интересом обнаружил, что никто из этих троих, похоже, не заметил, что Мини что-то сказала. Как будто она говорила на той волне, на которую они не были настроены.
– В таком случае, извините, если я покажусь невежливым, – сказал я, – однако же я думаю, что грязная уловка есть грязная уловка, как ее ни назови. Вы меня арестовали ни за что. А что вам сделал Романов?
Оба мальчишки ответили одновременно. Маленький крысеныш сказал:
– Он мерзок, очень мерзок, и к тому же прячется здесь, где мы не можем до него добраться!
– Заткнись, Иафет! – сказал Джоэл. – Романов не молится должным образом и добрался до мастеровых со своими антимолитвами, так что теперь они то и дело требуют повысить жалованье. Разве не так? – спросил он, преданно взглянув на папочку-мастера.
Мастер молитв кивнул и снова погладил Джоэла по головке.
– Всезнайка! Подлиза! – буркнул крысеныш Иафет, но мастер молитв сделал вид, что ничего не услышал.
– Ну и что? – сказал я. – Почему бы им не попросить побольше денег? Ведь это им приходится сидеть в лучах радиации и вышивать эти красивые цветочки, которые все вы таскаете на одежде!
Мастер молитв снова взглянул на меня с грустью и жалостью.
– Ты не зришь истины! – скорбно произнес он. – Когда мы покончим с Романовым, я с радостью возьму тебя в наш Молитвенный дом, дабы ты мог получить достойное обучение.
Мальчишки обменялись злорадными взглядами. Я так понял, что им это тоже доставило бы немало радости. И ботинки у них, наверное, кованые…
– Только попробуйте! – сказал я им. – Я крупнее и сильнее вас обоих. Вам еще повезет, если у вас все пальцы целы останутся.
Джоэл хмыкнул, а крысеныш Иафет сказал:
– Ну да, но ты-то будешь под молитвой, а мыто нет!
А мастер молитв стоял, как будто все это его не касалось.
– Милые ребятки ваши сынки, не правда ли? – заметил я. – Сдается мне, фиговый из вас отец!
Он не обратил на это внимания.
– Убери своих животных, – сказал он, – и отойди от двери.
– Ну, предположим, я это сделаю, – сказал я, – только все равно вам с того никакого проку не будет. Романова-то дома нет! Разве я не сказал? Я прошел весь этот путь понапрасну, так же как и вы.
Мастер молитв и на это тоже не обратил внимания. Он поднял руки к плечам, ладонями в мою сторону, и произнес:
– Да будет услышана молитва, отворяющая все порталы!
Я почувствовал довольно сильный толчок. Коза пошатнулась. Мне стоило немалого труда не отступить назад и не упереться в бок Мини. Мини тоже покачнулась, но не от молитвы, а оттого, что она заметила на клумбе еще одно яйцо. Ее хобот метнулся вперед, коснулся яйца, и кончик его обернулся вокруг скорлупы. Слониха очень мягко и бережно положила яйцо в мою корзинку, вместе с остальными.
– Ты одно пропустил! – гордо сказала она мне.
Сказать, что мастер молитв был сбит с толку – значит ничего не сказать. Он уронил руки и вылупил глаза. Мальчишки просто ахнули. Наверное, у них, в Лоджия-Сити, слоны встречаются нечасто. Но думаю, на самом деле мастер молитв был шокирован тем, что на Мини его магия, казалось, не подействовала вовсе. Он увидел, что ему придется иметь дело с горой пассивного сопротивления. И мастер молитв призадумался.
Однако он был не из тех, что сдаются. Он отступил назад, бормоча и напевая себе под нос какие-то слова, которых я не мог разобрать, а руками принялся что-то тщательно рисовать в воздухе. О том, что он рисует, я старался не думать, но был почти уверен, что рисует он меня вместе с корзинкой и со всем прочим. Закончив, он смерил меня суровым, но добрым взглядом.
– Похоже, ты не сознаешь, – сказал он мне, – что чем дольше ты преграждаешь мне вход, тем хуже для тебя самого. Ты, Ник Мэллори, теперь под молитвой. Отчаяние и угрызения совести охватят тебя – и будут охватывать тебя тем сильнее, чем дольше ты станешь упорствовать. Я намерен обойти этот мерзостный остров. Полагаю, когда я вернусь, ты раскаешься в своем упорстве. Идемте, мальчики!
Он положил обе свои крупные ухоженные руки на затылки мальчишек и подтолкнул их перед собой к противоположному концу дома. Однако через несколько шагов он обогнал пацанов и зашагал впереди, вверх по склону, в сторону рощи. Он был из тех людей, кому непременно надо идти впереди всех. А мальчишки обернулись ко мне.
– Он нам вовсе не отец! – сказал Джоэл. – Слава всем силам! Мы просто двое его лучших молитвенников. Вот так-то!
– И ты нам не нравишься! – добавил Иафет.
Я видел, что они всерьез разозлились на меня за то, что я решил, будто они – сыновья мастера молитв.
Я уже собирался сказать, что, в любом случае, все они друг друга стоят. Я уже даже открыл рот, но тут Иафет наступил еще на одно яйцо, которого я не заметил. Его украшенные вышивкой ноги поехали вперед, и он плюхнулся своей вышитой задницей прямо в то, что осталось от яйца.
Я заржал. Просто не мог удержаться. Это было чудо! Поэма!
Однако реакция Иафета была ничуть не поэтической. Его розовенькое личико сделалось серо-буро-малиновым, он вскочил и уставился на меня убийственным – действительно убийственным – взглядом. Взгляд был почти безумный: наверное, так смотрит настоящий убийца на свою жертву перед тем, как опустить топор. На миг я почти испугался.
– Вот теперь я тебя действительно ненавижу! – произнес он тихим шипящим голоском, от которого у меня мурашки поползли по спине. – Ну, подожди у меня!
– Долго ждать придется, – ответил я. Все-таки я был почти вдвое крупнее. – Ты по-прежнему выглядишь круглым идиотом.
Иафет не ответил. Он повернулся ко мне спиной – задница у него была вся желтая – и побрел следом за остальными.
Как только они скрылись из виду, я тут же начал действовать. Не знаю, что там насчет отчаяния и угрызений совести, но я готов был поклясться, что мастер молитв просто пудрил мне мозги, чтобы скрыть свои намерения. Я знал, что он собирается обойти вокруг дома и посмотреть, нет ли тут другого входа. А в спальне Романова окно открытое, у самой постели!
– Я щас, – сказал я Мини. – Стереги дверь, пока я буду в доме.
– Хорошо, – сказала слониха. – А что, они действительно собираются убить того человека, что находится в доме?
– Однозначно, – сказал я. – Не впускай их ни в коем случае!
Я прошмыгнул под брюхом у Мини и вбежал в дом, бросил корзинку с яйцами на кухонный стол и тут же развернулся, чтобы запереть дверь на засов. Раз-два! И я почувствовал себя куда спокойнее. На кухонное окно я тратить время не стал: его добросовестно загораживала Мини, так что в кухне сделалось совсем темно. И тем не менее кухня, похоже, еще сильнее усохла по сравнению с тем, что было раньше. Я помчался по коридору в спальню Романова. Спальня тоже сделалась меньше, и там попахивало сыростью, но, главное, там еще никого не было, кроме самого Романова. Я успел вовремя. Я захлопнул обе створки окна и задвинул шпингалет так туго, что сам не мог открыть.
Романов от шума застонал и перевернулся на другой бок, но в целом все было в порядке.
Я выскочил в коридор и забежал в ванную. Ванная вдруг стала совсем крошечной, и оконце под самым потолком было явно вообще не рассчитано на то, чтобы открываться. Я бросился через коридор в комнату, которая, по всей вероятности, была кабинетом Романова. Я открыл дверь, ведущую туда, но войти по-прежнему не мог. В любом случае, там было темно. Я надеялся, что это означает, что там нет окон, но на всякий случай я все же захлопнул дверь и припер ее телефонным столиком. И, надеясь, что то, что не пускало внутрь меня, хоть чуть-чуть задержит и мастера молитв, бросился назад, в гостиную. Насколько я помнил, стены там почти целиком состояли из окон, больших широких окон, и ему достаточно было разбить одно из них, чтобы попасть внутрь.
Но не успел я добежать до гостиной, как из-за угла высунулась и уставилась на меня злобная белая рожа, рогатая и бородатая. Я едва не завопил и отскочил назад на несколько футов. Потом выругался. Это же коза! Должно быть, она как-то просочилась в дом следом за мной.
– Не путайся под ногами, – сказал я ей, – а то я за себя не отвечаю!
Потом вошел в гостиную. В дверях я на секунду остановился и огляделся. Книжные полки были те же самые, но все диваны исчезли, включая тот, на котором я ночевал. Вместо них на старом голом деревянном полу, застеленном пыльными половиками, стояло несколько старых, побитых молью кресел. Окон по-прежнему было много, но это были уже не те славные современные окна в светлых деревянных рамах, которые я помнил. Такое впечатление, что их собрали с бору по сосенке. Одно было вытянутое, в хлипкой раме с мелким переплетом, другое – высокое и широкое, вообще без переплета, в деревянной свежепобеленной раме, и еще штук шесть мелких кривых окошек, которые смотрелись бы куда уместнее в одном из сараев. И на всех окнах были разные шпингалеты, ни один из которых не работал как следует. Я обежал их все одно за другим, забивая шпингалеты кулаком, а в тяжелых случаях подпирая их книжками. Больше всего меня тревожило то окно, что было вовсе без переплета. Разбить его ничего не стоило. Но когда я прижался к стеклу и выглянул наружу, выяснилось, что за окном – обрыв, уходящий в море, по-настоящему глубокое синее море. О стены дома разбивались крутые белые валы. Так что, наверное, отсюда беды можно было не ждать. Если, конечно, мастера молитв не умеют летать.
