мне немедленно, и я пришлю вам на помощь Майрона. Если же нет, действуйте самостоятельно. Это понятно?
– Естественно, капитан!
– Выполняйте.
Желание отказаться от плана и снова спрятаться за спины своих спутников мелькнуло и пропало. Если уж он выбрал эту роль, нужно играть до конца.
Лукия и Рале направились к главному входу. Стерлинг же обнаружил на плане служебную дверь, ведущую сразу на цокольный этаж. Использовать ее было куда безопасней, чем связываться с лифтами и лестницами.
Он до последнего надеялся, что сбудется прогноз Лукии. На цокольном этаже пусто, там одни компьютеры, ну кому они нужны? Он сейчас спокойненько пройдет к пульту управления, подключится к системе, загрузит видео… проще простого!
Конечно же, ему не повезло. Но в глубине души Стерлинг был к этому готов, никакое «проще простого» экипажу «Северной короны» обычно не доставалось. Киборг вскрыл дверь, вышел на лестницу и даже не успел спуститься, когда обнаружил первые знаки беды.
В воздухе пахло сыростью и какой-то гнилью. Это был не запах подтекающей воды или даже технического резервуара. В цокольном этаже витала ощутимая вонь болот, и был слышен легкий плеск, и странные звуки – то стрекот, то тихое шипение… Стерлинг до сих пор не мог понять, каким чудом не развернулся сразу, а направился вниз.
Все оказалось ровно настолько плохо, как он себе представлял. Цокольный этаж был затоплен – не полностью, вода, вероятнее всего, доходила киборгу до пояса, не выше, но проверять он не хотел. Потому что это была не просто вода. Да, натекла она из пробитых труб технического обеспечения. Но с тех пор, как это произошло, по ней разрослась какая-то гнилостная мерзость, закрывавшая темную поверхность плотным слоем с редкими прорехами. У стен и колонн расползались сети растений, похожих одновременно на водоросли и плесень. Под поверхностью что-то двигалось, поднимая ребристые волны…
Запрос в энциклопедию флоры и фауны Марса ничего не дал. Что бы ни поселилось здесь, вывелось оно точно не на Красной планете. Тут чуть ли не своя экосистема развилась!
Однако компьютер при этом работал. Стерлинг даже издалека видел, что центральная машина продолжала выполнять свои функции, она была надежно защищена и от воды, и от расползающихся во все стороны водорослей, уже оплетавших ее коконом. Стерлинг мог выполнить задание… он просто не знал, какую цену за это придется заплатить.
Передатчик ожил, заговорил голосом капитана:
– Что у вас, Витте? В каком состоянии цокольный этаж?
– У нас тут кое-что паршивое обнаружилось, – быстро добавил Рале. – Похоже, придется поработать!
Ясно с ним все: в очередной раз напоминает, что хочет остаться с Лукией. Впрочем, врать телекинетик бы не стал, в этом Стерлинг даже не сомневался. Да и вполне логично, что наверху куда хуже, если такое творится в подвале!
Стерлинг все равно не хотел разбираться с этим самостоятельно. Он был сотрудником интеллектуального труда, а не боевой машиной! А у капитана семнадцатый номер в иерархии, она со всем справится сама, и все обязательно выживут…
Стерлинг хотел сказать об этом, а произнес почему-то:
– Здесь все чисто, капитан, как мы и ожидали. Помощь не требуется.
– Вы уверены в этом, Витте? Когда мы доберемся до студии, нам срочно потребуется выход в сеть и видеоряд. Вы сможете это обеспечить?
– Да, капитан. Ищите подходящую студию, а я… Я со всем справлюсь сам.
* * *
Проливать слезы над несчастной судьбой ребеночка Стефан не планировал. Он ни на миг не забывал о том, что все происходящее здесь – лишь воспоминания, и никому уже не нужна ни его жалость, ни покаяние. Да и потом, даже если бы он вдруг оказался связан с сознанием настоящего Рафаля, он бы все равно не спешил распахивать дружеские объятия.
Да, мальчишке не повезло. Но у судьбы не так много счастливых билетов, а жалости на всех не хватит. Стефан знал это как никто другой.
Воспоминания мертвых он планировал использовать, чтобы помочь живым. Как минимум самому себе – это могло стать тем самым ключом, который позволит выбраться из телепатической ловушки. Поэтому Стефан отпустил ребенка и последовал за ним.
Эви куда-то исчезла. Он не заметил, когда это произошло, да и не хотел замечать. Уйти нормально она не могла – здесь не было дверей. А смотреть, как она растворяется в воздухе, было слишком тяжело. Он бы предпочел и вовсе остаться в одиночестве, но призрак Синдони не желал исчезать.
– Используешь его, как использовал меня? – Синдони кивнула на бредущего впереди ребенка.
– Нет, по-другому.
– Тебе совсем не жаль?
– Не вижу смысла оправдываться перед своей памятью, – терпеливо напомнил Стефан. – Если я не найду выход, у тебя хватит времени свести меня с ума.
Ирония заключалась в том, что в этом мире у него даже не было возможности покончить с собой. Ему пришлось бы вечно терпеть своих призраков – пока его тело не умерло бы от голода и жажды, но в случае с легионерами это удручающе долгий срок. Стефан не отрицал, что заслужил подобное наказание, он просто не раздумывал об этом.
На сей раз смиряться с безумием ему не пришлось. Ребенок, бредущий впереди, не оборачиваясь, все-таки привел его к двери.
Эта дверь точно была не со станции на Эребе – но тоже оказалась знакомой. Стефан на такие насмотрелся, когда сам надолго застрял в крыле медицинской станции Легиона, отвечающей за мутацию.
Мальчик открыл перед ними дверь, и Стефан снова последовал за ним. На Синдони легионер не смотрел, он и так не сомневался, что она не отвяжется.
Они оказались в одиночной палате – это было редкостью. Обычно кадетов, проходящих мутацию, размещали в больших залах группами, так врачам было удобней наблюдать за ними. То, что из-за этого одни кадеты могли видеть, как уносят трупы других, менее везучих, никого особо не волновало. Считалось, что это повышает психологическую устойчивость. Стефан знал, что немногим потом удавалось забыть звуки, наполнявшие лазарет по ночам – крики, и стоны, и просьбы о помощи… Да еще проклятья всем – и медикам, и более удачливым товарищам, которым суждено было все пережить. Впрочем, кому-то везло больше, он оказывался в группе, где мутация проходила мирно и на сто процентов успешно. Это Стефана быстро перевели в зал для «проблемных»…
Сам Третий не помнил это осознанно: просто подавлял воспоминания телепатией. Но в мире памяти такой трюк не работал.
– Что это такое? – нахмурилась Синдони, наблюдая, как маленький мальчик укладывается на медицинскую койку. Врачи, появившиеся непонятно откуда, закрепляли его руки и ноги мягкими ремнями и подвозили ближе подставки для капельниц, пока еще пустые.
– Процедура мутации, – задумчиво отозвался Стефан.
Он не сомневался: именно это воспоминание он перехватил не зря. То ли оно было ключевым для Рафаля, то ли Первый осознанно передал его, почувствовав
