мне Фараона, и стала относиться ко мне с тем же почтением, что и к паре Сульфура. Роз сказал, что Хранители все поймут, когда увидят, что он пробужден, и верно: они закричали «Убить Сна», как только мы выбрались из подвала. Они имели в виду меня.
– Что ж, как минимум мы наконец знаем, почему Элизиум тебя спас, – задумчиво говорит Бетти.
– Почему?.. – переспрашиваю я, и тут до меня доходит.
Шестнадцать лет назад Хранители распотрошили меня в руинах разрушенных врат. Я никогда не понимала, почему лей-линия сделала меня своим якорем и исцелилась благодаря этому, но, быть может, Бетти права. Быть может, Гея ухватилась за меня именно из-за того, кто я есть. Бетти говорила, что у Кошмаров прав на линии куда больше, чем у большинства существ, а Роз – что мы дети Геи. Врата спасли меня, потому что я Сон, а я спасла их, потому что я – такая же часть Геи, как и лей-линия.
– Чтоб меня, – тихо говорю я, но лишь через минуту полностью осознаю суть всего этого. А когда осознаю, наконец понимаю и остальное. – Тогда понятно, почему Элизиум терпел тебя, в то время как остальные врата не выносят вампиров. Он распознал в тебе союзника, потому что я была связана с линией, а в подвале спал Роз. Ты ведь давно его знаешь, да?
– Я помню, как Нотт его нашел, – отвечает Бетти и переводит взгляд на потолок. – Гнезда – надежная сеть, на которую Кошмары могут положиться, потому что мы способны охватить значительно бóльшую область поисков. Когда находится Кошмар или Сон, мы сообщаем об этом, чтобы остальные пары знали, что нужно искать недостающую половину. Это я рассказала Нотту о Сульфуре Сне.
– Так ты знала Адама, – говорю я. – Насколько хорошо?
– Мы много лет сражались плечом к плечу на войне, – говорит Бетти. Я тяжело сглатываю, сдерживая порыв спросить, каким Адам был раньше. Но мне и не приходится, потому что Бетти говорит: – Вкус в мужчинах у тебя просто кошмарный, Эвелин.
– Да, я заметила, – ворчу я.
Дверь кабинета Фримана открывается, и Роз снова выходит к нам. Бетти встает, медлит секунду и смотрит на меня взглядом, в котором невозможно ничего прочесть. На миг мне кажется, что она сейчас расскажет Розу о Сиаре. Но она только молча заходит в кабинет Фримана и закрывает за собой дверь. Я жду, что Роз сядет вновь, но он идет к лифту и жмет кнопку вызова.
– Мы уходим, – говорит он.
– Обратно в бар? – спрашиваю я.
– Просто уходим, – повторяет он и протягивает мне руку.
Я беру у него бумажник и связку ключей.
– А как же Бетти?
– Наместнице Александре полагается находиться здесь, – говорит Роз и заходит в лифт, стоит ему открыться. Я не двигаюсь с места, и ему приходится придержать для меня двери. – Отправиться на север с нами она не может. Ее состояние чревато сложностями.
– Так она остается здесь? – удивляюсь я. – Но…
Я не знаю, что хочу сказать. Многие жильцы приходили и уходили из Элизиума на моих глазах, но Бетти – одна из самых давних моих знакомых. Да, она мне не подруга и, вероятно, даже не союзница, но все же константа – постоянная величина в моей жизни. И вот теперь она просто исчезла, даже не попрощавшись.
– У нас с ней разные пути, пусть даже в конце концов они пересекутся вновь, – говорит Роз. – Она еще вернется к нам – это неизбежно. Но сейчас нам пора.
Я в последний раз оглядываюсь на дверь Фримана и захожу в лифт. Мы едем вниз – ровно так же мучительно долго, как и вверх, – а затем я вслед за Розом молча иду по вестибюлю и выхожу в ночь. Фалькор и Каспер тут же подскакивают к нам, и Фалькор быстро обнюхивает меня на предмет увечий.
Башня расположена неподалеку от входа в Мэдтаун, и это, вероятно, логично, потому что жители Сан-Франциско служат Гнезду главным источником пищи. Роз приводит меня к гаражу, который находится в двух кварталах от башни. Он закрыт на ночь, но ключи от машины, как пропуск, позволяют нам войти. Роз ждет, пока я открою дверь, и только потом подает голос.
– Найди машину и заведи двигатель, – говорит он. – Когда врата рухнут, лиманцзичи налетят сразу. Мы должны быть готовы уехать сразу после того, как я вернусь.
Он разворачивается и снова шагает к Мэдтауну, а мы с Каспер и Фалькором идем в гараж. Я тыкаю ключами во все стороны, нажимая кнопку, и наконец в ответ вспыхивают фары. Сначала я открываю заднюю дверь, впуская Фалькора, и он сворачивается кольцами на подушке. Каспер не спешит сесть рядом и настороженно смотрит на автомобиль.
– Когда я в последний раз была так близко к машине, она буквально лежала на мне.
– Фалькор тебя защитит. Садись.
Каспер тяжко вздыхает и устраивается на заднем сиденье.
– К слову о Фалькоре: у тебя нет вообще никакого морального права критиковать книги, которые я люблю, потому что ты его назвала…
Я закрываю дверь, не слушая ее претензий. Каспер показывает мне язык, а я закатываю глаза. Но тут же отвлекаюсь, ощутив, как туго натягивается нить между мной и Розом. Я быстро оглядываюсь, будто в самом деле могу увидеть его за барьерами Мэдтауна. Страх и предвкушение сцепились в ледяной ком у меня внутри. Я все еще помню, каково было чувствовать разрушение Элизиума. Более того, я помню отдачу от Хроноса. А Мэдтаун ведь в несколько раз больше.
– Хреново будет, – шепчу я, прижимаюсь спиной к машине и сползаю на корточки. Крепко обхватываю себя за плечи и сжимаюсь, готовясь к неизбежному удару.
Когда удар меня настигает, вынести его оказывается легче, чем от Хроноса, – пусть даже чисто потому, что первый же яростный треск поджаривает все нервные окончания в моем теле. Я перестаю дышать, перестаю существовать, от меня остается только онемевшая шелуха, через которую проходит слишком много энергии. Я остаюсь жива только благодаря паутине, которая связывает меня с Розом. Его неумолимое пламя обжигает даже жарче, чем разрушенное колдовство Мэдтауна, и кусочек за кусочком эта огненная нить возвращает меня в дрожащее тело.
Фараон.
Роз от меня далеко, но я отчетливо слышу этот отчаянный шепот и вспоминаю, как дышать. Я резко и прерывисто втягиваю воздух, и моя грудь словно разрывается на части. Я обнимаю себя еще крепче и вдыхаю снова, на этот раз осторожней. Перед глазами мерцают черные точки, и вовсе не потому что на дворе ночь, а потому что я задыхаюсь. Я быстро моргаю, мне тесно и неудобно в собственном теле – я уже почти позабыла, что оно принадлежит мне. И тут я снова слышу голос Роза:
Помоги мне.
Я не помню,
