обратно в хранилище после эксперимента, нарушил правила техники безопасности. На нем не было должной защиты, когда сосуд, в котором содержались существа, разбился из-за небольшой аварии на станции.
Станцию починили, лаборанта нашли… Но было уже поздно. Колония попала в его кровь – и очень легко адаптировалась к новому окружению. Более того, именно в живом организме, из всех возможных сфер обитания, началась та самая эволюция, которой давно ждали ученые.
– Хотя правильней было бы назвать это адаптацией, – уточнил Триан. – Колония изменилась один раз и остановилась на нужном состоянии. Коллективный разум сохранился – но теперь он был связан со сложным центром, которым стал мозг человека. Колония хранила своего носителя, восстанавливая любые его травмы. Она сливалась с его тканями, увеличивала собственную численность. Носитель же приобрел связь с существами, ставшими частью его тела, и контроль над ними.
– Звучит как легионер…
– Это можно считать прообразом нынешних легионеров. Именно тогда проект переименовали, ведь сменилась его основная цель. Теперь уже исследовалась не колония, а ее влияние на носителя.
– Получается, первых легионеров получили примерно во время «Исхода»? – спросила Альда.
– Да и нет.
Первый опыт все-таки оказался неудачным. Колония не претендовала на управление телом человека, организмы были слишком примитивными для этого. Однако мозг носителя просто не справлялся с возросшей нагрузкой.
Спустя несколько месяцев появились первые тревожные симптомы. Изменился характер носителя – он стал куда более раздражительным и агрессивным, чем прежде. Интеллектуальные способности стремительно снижались, остановить процесс оказалось невозможно. Испытуемый слышал голоса, у него развилось психическое расстройство. Его пытались лечить, но без толку: любые лекарства колония просто растворяла, любую операцию делала недопустимой.
Нападение на других людей стало просто вопросом времени, и когда оно состоялось, подопытного пришлось умертвить. Это было непросто и потребовало уничтожения целой исследовательской станции, да еще и привело к гибели военного отряда, однако угрозу все-таки устранили.
– То есть, мечта об идеальном солдате сорвалась? – невесело усмехнулась Альда.
– Ты ведь знаешь, что дело в итоге пришло к Легиону как организации, мелкая. Мечта не сорвалась, просто путь к ней оказался дольше, чем хотели бы многие.
Проект «Легион» остался открытым, несмотря на постигшую его неудачу. Следующих испытуемых искали в числе добровольцев. Они должны были не только подписать согласие на любой эксперимент, но и пройти череду психологических тестов. Первую неудачу «Легиона» списали на то, что колонию получил случайный человек, о котором было слишком мало известно. Теперь же на роль потенциальных солдат отбирали лучших из лучших.
Один из испытуемых погиб во время введения колонии. Так и обнаружилось, что вещество, именуемое теперь мутагеном, приживается не в любом носителе. Причем колония, убившая человека, выжила, разрушенным оказалось лишь его тело. Уже тогда начали складываться основы тестирования рекрутов, применявшиеся в Легионе до сих пор.
Другие двое подопытных выжили, но избежать судьбы своего предшественника им не удалось. Что бы ни делали ученые, как бы ни старались сами носители, психические расстройства усугублялись, приближаясь к опасному сумасшествию.
В итоге один из испытуемых, заметив, что теряет контроль, покончил жизнь самоубийством, использовав для этого малый пилотируемый корабль. Второй же сорвался, его тоже пришлось умертвлять, и это повлекло за собой куда больше жертв, чем в первый раз.
Проект «Легион» оказался на грани закрытия. Никаких толковых результатов он не дал, все его преимущества нельзя было использовать, да еще и стремительно развивающийся специальный корпус оттягивал на себя все больше внимания и финансовых потоков. Ученые, не желавшие расставаться с таким потенциалом, сделали шаг назад и сосредоточились на исходном материале. Это и стало ключом к долгожданному успеху.
Выяснилось, что от сверхагрессивного воздействия организмы не погибают, но меняются – становятся проще, совершают меньше самостоятельных действий. За последующие годы была выработана система десятиэтапного химического, термического и радиоактивного воздействия на исходную материю, превращавшая ее в относительно безопасный для людей мутаген.
Относительно – потому что гарантий по-прежнему не было. Даже начинать мутацию следовало с людьми, у которых была к ней генетическая предрасположенность. И все равно ученые не могли заранее сказать, в чьих телах мутаген приживется как надо, какой его процент будет усвоен.
Однако это было намного больше, чем прежние попытки использовать колонию. Новые подопытные оставались стабильны, вскоре они продемонстрировали способность к осознанному контролю над другими существами, зараженными их кровью. Именно они стали так называемым первым поколением легионеров. Да, они уступали в силе первым носителям, но они могли жить и могли сражаться. Этого оказалось достаточно для превращения исследовательского проекта в полноценную боевую организацию.
– И что тогда произошло с Рафалем, если все было отработано еще много лет назад? – спросила Альда.
– Отработано, но не доведено до идеала. В каждой ситуации бывает и исключение из правил, и влияние человеческого фактора.
Десятиэтапное воздействие делало мутаген куда менее опасным, однако случались и осечки. Некоторые легионеры сталкивались с явлением, получившим название «Голос» – когда колония пыталась отстоять себя, воздействуя на психику. Обычно это случалось вскоре после завершения мутации и проявлялось через сложные галлюцинации. Чаще всего легионерам можно было помочь, подавить мутаген сильнее, и Голос уже не возвращался.
Но для такой помощи требовался телепатический контроль, и вот тут Рафаль оказался в ловушке. Вряд ли он даже осознал это… Ему был известен только один мир, только то, что сообщали ему ученые.
Так что вся ответственность лежала на них. Они наблюдали за своим детищем много лет и сочли, что Рафаль стабилен и психологически устойчив. Следовательно, помощь ему не нужна, он сможет всю свою врожденную телепатию направить исключительно на внутреннюю защиту.
По сути, ему на плечи опустили слишком грандиозный вес – и Рафаль просто сломался. Впервые за много лет, да, пожалуй, за всю историю проекта, контроль полностью перешел к Легиону.
– Я до сих пор не понимаю до конца, как именно это произошло, – признал Триан. – Да, Рафаль не получал соответствующей помощи, и тревожные симптомы развивались постепенно. Но скачок к полному контролю Легиона все равно произошел слишком быстро.
– Может, дело в самом Рафале? Он все-таки выращен искусственно, это могло привести к чему угодно…
– Не совсем так. Он оставался человеком, как бы он ни был выращен. Нет, для такого результата нужно нечто большее, некая экспериментальность самой мутации… Но догадаться об этом я не могу, а необходимые данные нам пока никто не предоставит. Мы должны по умолчанию признать, что Рафаль полностью вытеснен из тела Легионом.
– Ну… допустим, – кивнула Альда. – И что для нас означает такое признание?
– С этим существом бесполезно вести переговоры, как с прежним Рафалем. Вряд ли оно на данном этапе способно воспринимать речь. Оно будет следовать инстинктам – а инстинктов у него немного: выжить и питаться.
Кому-то другому показалось бы, что это упростит сражение, охота на Легион ничем не
