Хвала богам, сейчас хорошему вору Кинжалу не было необходимости показывать себя полным профаном. Всего лишь недостаточно умелым, пожалуй, слишком юным для задуманного им сложного трюка. И рука чуть дрогнула. Медальон исчез в рукаве не в мгновении ока, в тот самый момент, когда все внимание окружающих было привлечено размашистыми шатаниями Кинжала, а самую малость позже и с едва заметной задержкой.
Стоит ли говорить, что ключевое слово здесь «заметной».
Кинжал не успел сделать и шагу, как почувствовал на своей груди костистую пятерню Глаза, мертвой хваткой вцепившуюся в ворот рубашки. Нерожденный прыгал тут же, размахивая невесть откуда взявшимся длинным кривым ножом. До того момента Кинжал считал, что более безобразной рожи ему уже никогда не суждено лицезреть, но дохляк развеял его заблуждение, выставив напоказ редкие кривые зубы в довольном оскале. Сейчас он как никогда напоминал змею. Мелкую, но смертельно ядовитую.
Оглядываться Кинжал не стал, просто спиной почувствовал, что сзади как из-под земли выросли несколько человек, в намерениях которых можно было не сомневаться. Им нужен был только повод… и поводом этим мог стать даже громкий чих с его стороны.
Несмотря на то, что именно к такому положению Кинжал и стремился, ощущения были не из приятных. Холодный липкий пот струйкой побежал по спине. Уж не сошел ли ты с ума, брат Мекит, спросил он себя, но решил отложить решение этого небезынтересного вопроса на более удобное время. Сейчас спасти его может только… наглость. Открытая и откровенная, граничащая с хамством, а где-то и переходящая эту границу. Кинжал много слышал о Глазе раньше, не пропускал мимо ушей и рассказы Рикатса, знавшего Глаза лучше кого бы то ни было. Выбранная им тактика должна сработать…
— В чем дело, атаман? — спросил Кинжал голосом абсолютно трезвым и скучным, он даже сумел правдоподобно изобразить подавленный зевок. — Ты, вроде бы, кажешься чем-то недовольным?
Если самый трудный момент остался позади, то самый рискованный, пожалуй, вот он. Мог, мог все-таки нервный, неуравновешенный почти до истеричности Глаз убить его прямо сейчас. Но против такого развития событий говорило одно обстоятельство, и Кинжал не без оснований на него рассчитывал. Глаз был уверен, что убьет нахального воришку в любом случае. Так какая разница, сейчас или чуть позже? Любопытно ведь, с чего вдруг он ведет себя так вызывающе.
— Ты!.. Щенок! — Глаз повернул кисть, затягивая ворот безрукавки вокруг шеи Кинжала тугой петлей. — Мой медальон!
Мекит старался сохранить в голосе полную невозмутимость, что было непросто, учитывая затрудненное дыхание.
— Ах, вот ты о чем! — он закатил глаза и покачал головой… ну, по крайней мере, постарался покачать головой. — Уверяю тебя, у меня и в мыслях не было поступить с тобой несправедливо. Просто твоя чересчур стремительная эскапада помешала мне продемонстрировать тебе всю чистоту моих помыслов.
— Моя эспа… что?! — от удивления Глаз чуть ослабил ворот, и Мекит воспользовался этим для восстановления дыхания. — Тьфу ты, тринадцатый бог! Что ты мелешь, малец?!
— Смотри, — Кинжал аккуратно и медленно снял руку атамана со своей груди. Тот не препятствовал — учитывая собравшуюся вокруг толпу, в этом не было необходимости.
Между тем Кинжал спокойными, несуетными движениями извлек медальон из рукава, зажал покрепче в ладони и второй рукой отломил одну из змей. В абсолютной тишине, разлившейся по лагерю подобно молоку из разбитой кринки, он полным достоинства жестом протянул золотого гада Глазу.
Тот автоматически взял его. Потом опустил взгляд на свою руку, словно недоумевая, как он там оказался. Лицо его в данный момент не выражало ничего.
— Что это? — пустым голосом задал он самый нелепый и самый естественный в данной ситуации вопрос.
— Это? Ты меня удивляешь, атаман. — Теперь Кинжал овладел ситуацией полностью. Он был единственным актером в этой толпе статистов, из которой он с изысканной ловкостью выуживал необходимые реплики. — Это третья часть добычи, как и положено. Ты видишь, как свято я чту твои законы. И разве можешь ты сказать, что хоть кто-нибудь когда-нибудь исполнял закон с той же поспешностью, что и я?
Да. Это была та еще шутка. Внутренне сам Кинжал скривил губы в презрительной гримасе. Но именно на таком уровне находилось чувство юмора у Глаза — если верить Рикатсу. В следующие несколько секунд, когда атаман буравил Мекита своим единственным оком, тот с изрядной долей нервозности подумал, не слишком ли большую ставку он поставил на слова главы сквамандской Стражи.
Наконец Глаз громко расхохотался, хлопнув Кинжала по плечу. Чересчур сильно, чтобы это могло считаться дружеским жестом, но все же отнюдь не с убийственными намерениями.
— Этот подонок меня забавляет, слышишь, Званцо? — обратился он к Нерожденному. — Возможно, я убью его не сразу. Нет, определенно не сразу. Я точно знаю, ему ведь еще не терпится поделиться со мной некоторыми своими секретами. Вроде того, что он здесь делает и как сюда проник.
Званцо быстрым движением облизал губы, еще сильнее напомнив при этом змею. Затем вывернул голову в сторону Мекита, уставившись на того немигающим взглядом бесцветных пустых глаз. Кинжал никогда не боялся змей. Людей он не боялся тоже. Но взгляд этого аспида в человеческом обличии вызывал оторопь, заставлял сердце сжиматься в тугой неподвижный комок, а кровь останавливаться в жилах.
— Я точно знаю, у него не может быть секретов от нас, — проговорил он голосом, в котором совершенно отсутствовала угроза. Только холодная уверенность в своих словах.
Глаз, все еще находясь, скорее, в благодушном настроении, протянул руку ладонью вперед:
— Давай!
В развернутом пояснении этой короткой команды Кинжал, разумеется, не нуждался. Сверх необходимости искушать и без того висящую на волоске судьбу он не стал и вложил в протянутую ладонь изувеченным медальон.
Глаз быстро пробежал пальцами по полоске кожи. Задумчиво погладил место среза. Быть может, он не был гением, но чтобы убедиться, что это именно срез, много времени ему не понадобилось. Улыбка медленно стекла с его лица.
— Чем? — глухо спросил он.
Мекит, стараясь делать все быстро, но не резко, позволил кинжалу выскользнуть из рукава, но ухватил его не за рукоять, а за самый кончик лезвия, двумя пальцами. Сохранять внешнюю невозмутимость стоило огромных усилий. Планируя свои действия, он не думал, что ему будет так страшно.
Лицо Глаза перекосила гримаса бешенства. Мекит, забыв на время о необходимости дышать, приготовился к вспышке ярости. И она последовала — но направлена была не в его сторону.
