Узнав об этом, я понял, что скоро позовут в поход. У франков мог быть только один номинальный правитель — Теодорих Четвертый и один реальный — Карл Мартелл. Если первый спокойно разделил бы власть с кем угодно, то второй не потерпит такое. Он и номинального правителя еле терпит. Хотя мог бы спокойно забрать корону, и, за исключением кучки вечно недовольных неудачников, никто бы не стал возмущаться. Как догадываюсь, в Карла Мартелла крепко вбито западноевропейское поклонение перед правящей династией. До сих пор не пойму, как это французы через несколько веков отрубят голову своему королю Людовику Шестнадцатому?! Наверное, не сомневались, что нож гильотины отскочит от благородной шеи — и все радостно поаплодируют этому доказательству превосходства венценосцев и разойдутся по домам, одним махом покончив с революцией.
60
Городок Блай, расположенный на правом берегу Жиронды неподалеку от ее начала, защищен деревянно-каменными стенами, причем никакой логики, последовательности в сочетании этих двух материалов я не усмотрел. Такое впечатление, что строили из того, что было в данный момент под рукой: начали из дерева, продолжили из камня, потом опять вернулись к дереву… И высота куртин и башен разная. Ладно бы со стороны реки, где вряд ли нападут, были ниже, так и там такой же разнобой, как и со стороны суши. Когда плыл на лодке в Бордо, проскочил Блай ночью, подстраховался на всякий случай. В таких городках не привыкли видеть чужаков, поэтому у одинокого путника есть все шансы отправиться на корм ракам. Несмотря на то, что здесь наверняка знали о вторжении армии франков, жизнь шла обычная, неторопливая. Скорее всего, были уверены, что, как всегда, война обойдет их стороной, потому что находятся вдали от больших дорог. Арабы проскакали мимо, и все остальные проскачут. Поэтому на мой отряд в две сотни всадников обратили, конечно, внимание, но, поскольку мы ехали так же неторопливо и агрессивность не проявляли, даже шлемы поснимали из-за жары, приняли нас за своих. Может быть, чиновник важный едет с охраной, может быть, вербовщик нанять добровольцев, может быть, новый правитель Гунальд прислал подкрепление…
Только стража у ворот засуетилась, когда нам оставалось проехать метров триста. Сперва они совещались, потом часть пошла в башню, набила туго толстые кожаные канаты, собираясь поднять мост через ров. Я помахал стражникам рукой, чтобы не делали это. Так, на всякий случай, не сомневаясь, что меня не уважат. Как ни странно, поднимать мост не стали, даже малость послабили канаты. На пространстве между мостом и воротами собрались восемь доблестных защитников города, которые в одной руке сжимали древко короткого копья, а другой — придерживали овальный щит, поставленный нижним краем на землю. На черном поле щита была изображено что-то белое, то ли кит, то ли головастик.
Буцефал звонко отстукал по сухим толстым дубовым бревнам подъемного моста и остановился в паре метрах от стражников. На лице одного из них, пожилого, со старым, белесым шрамом на подбородке, было написано узнавание. Мне тоже показалось, что я раньше видел этот шрам.
— Где-то я тебя видел, — произнес я.
— Били мавров под Тулузой! — улыбнувшись радостно, будто встретил старого друга, с которым не виделся много лет, ответил пожилой стражник.
— Точно! — вспомнил и я. — Ты шатер командира мавров грабил после меня.
— Было дело! — согласился он. — Поживились мы там здорово! Я по возвращению дом себе купли новый! — после чего задумался ненадолго и произнес сомнением: — Так это, говорили, что ты ушел служить Мартеллу. Или врут, как обычно?
— Нет, не врут, — ответил я. — Теперь командую конницей франков. Скоро она будет здесь, а потом и пехота подтянется.
— Так это… — пожилой стражник повернул голову влево и вправо, посмотрел на своих соратников, безмолвно спрашивая, что делать, и напрягся, собираясь побежать в тоннель городских ворот.
— Не дури! — остановил я. — Оно тебе надо — умереть за сопляки, который решил объявить себя независимым правителем?! Что хорошего он тебе сделал?!
— Ничего, — ответил он, — но мы же…
— Сдадитесь без боя и дальше будете служить здесь. Мартелл не по вашу голову пришел сюда, — продолжил я.
— Вы уйдете, а мы останемся. Гунальд не простит нам сдачу города, — возразил другой стражник, немного моложе.
— А если погибнешь, тебе не все равно будет, простили тебя или нет?! — молвил я с насмешкой, после чего продолжил серьезно: — Если Гунальд выживет, ему будет не до вас. Он будет сидеть в Тулузе и делать то, что прикажет Мартелл. Так что решайте: или сдаетесь, или мы прямо сейчас порубим вас.
Странники молча переглянулись. Оба варианты были плохи, но погибнуть прямо сейчас не хотелось больше.
Я понял их сомнения и приказал:
— Один человек пусть идет к главе города и скажет, что мы хитростью захватили главные ворота, но пока никого не убиваем. Карлу Мартеллу лишняя кровь не нужна. Пусть выйдет ему навстречу и обговорит условия сдачи Блая.
— Ага, — согласился пожилой стражник и прикрикнул на стоявшего крайним слева от него, молодого парня с туповатой мордой: — Чего стоишь?! Беги к Оделгару, передай, что сказал сеньор!
Парень молча кивнул и, зачем-то закинув щит за спину, побежал в город.
— Поехали внутрь, — сказал я оставшимся стражникам. — Нечего тут на солнцепеке стоять.
— Да, заезжайте, — согласился пожилой стражник и пошел слева от меня, рядом задней ногой коня.
Примерно посередине тоннеля, где было прохладно, и эхо игралось со звуками, дробя их и перемешивая, как в калейдоскопе, он спросил:
— А правда, что Мартелл дает воинам за службу большие наделы в пожизненное пользование?
— Правда, — подтвердил я. — Поэтому все лучшие воины со всех концов земли собираются к нему. Могу и за тебя похлопотать.
— Нет, старый я уже! — отмахнулся он и произнес мечтательно: — Вот если бы годков десять назад…
Значит, его потомки так и останутся простолюдинами, а могли бы выбиться в рыцари, основатели дворянских родов.
61
Епископ Григорий не стал ждать приближения армии франков к Бордо, прислал в Блай монаха. Условия, на которых он готов был сдать нам город, были просты до безобразия: не трогать в первую очередь его собственное имущество, во вторую — церковное. Что будет с горожанами, пастыря не интересовало. Впрочем, ничего с ними не случилось, разве что отобрали, несмотря на строгий приказ Кара Мартелла ничего не трогать, кое у кого кое-что да несколько баб изнасиловали и грохнули пару ревнивых мужей.
Я мог бы остановиться в доме какого-нибудь богатого купца, но предпочел навестить старых знакомых, Ульриха и Меик. Во время захвата города маврами они успели переправиться на противоположный берег реки и спрятаться в лесу. Только старший сын попал в плен, и о его судьбе ничего не знали. Пацана подвела любознательность — вышел из леса посмотреть, как грабят город. Мавры, уходя, подожгли всё, что могло гореть. Частично пострадал и постоялый двор. По более светлым доскам и бревнам можно было определить, где именно. Меня приняли, как родного, даже не заикнувшись об оплате. Впрочем, на постоялом дворе я провел всего одну ночь, после чего оставил там лишнее барахло и поехал выполнять задание Карла Мартелла.
Вместе с городом Бордо епископ Григорий сдал нам Гаттона, младшего брата нынешнего правителя Аквитании. Видимо, братья не назначили его епископом Тулузы, поэтому теперь расплачивались за это. Как сообщил прискакавший гонец епископу, а тот Карлу Мартеллу, Гаттон с большим отрядом следует в Бордо, чтобы возглавить оборону города. Видимо, Гунальд сделал вывод из предыдущей сдачи маврам, но не учел, что его опередят.
Встречать подмогу из Тулузы я отправился с отрядом, большую часть которого составляли лучники и копейщики. Двигались ускоренным маршем, налегке, взяв только недельный запас еды, потому что точно не знали, где сейчас находится Гаттон. Вполне могло быть, что он в одном переходе от города, а мог только выйти из Тулузы. К тому же, нам надо было выбрать место для засады, подготовиться. Конница в основном вела разведку и отслеживала, чтобы никто не предупредил о нас. Хотя предупреждать было некому. Оба брата не так популярны, как их отец, поэтому никто не собирался рисковать ради них собственной шкурой. Дороги были пусты. Крестьяне, завидев наш отряд, убегали в лес, унося все ценное. Мои люди находили в деревнях только кислое прошлогоднее вино.
