его – выживание человеческого мозга, необходимого для полноценного сознания, в таких условиях невозможно. Но он последним рывком, последним усилием воли сделал себя неким подобием болезни, иначе Ансгар это описать не мог. Теперь колония не была способна ни на что, она существовала только в пределах кокона.
Даже это пугало космический флот. Руководство уже вовсю обсуждало, что делать дальше, они не могли превратить такую перспективную планету, как Марс, в тюрьму для этой твари! Но и касаться кокона они боялись, потому что это могло нарушить хрупкое равновесие, созданное Седьмым. Ансгар лишь надеялся, что эти дилетанты не успеют ничего испортить, пока он не доберется до окаменевшей колонии.
Воспоминания о Седьмом неизменно заставляли главу научного отдела раздраженно морщиться, с трудом сдерживая злость. Ну какая же все-таки паскуда! Ансгар знал, что Седьмой скрывает свой истинный потенциал. Но ученый и предположить не мог, что потенциал этот настолько огромен! Если бы он хотя бы догадывался, он бы ни за что не оставил Седьмого в покое так просто, он бы настаивал на дополнительных исследованиях и испытаниях… Впрочем, расстраиваться нет смысла, этот ресурс все равно в итоге был использован достойно. Ансгар почти не сомневался, что именно применение внутри Габриэля Триана донорских тканей дало ему возможность противостоять поглощению существом.
Зал затих, это заставило Ансгара снова обратить внимание на сцену. Туда как раз поднялся Хезион Роха, бледный, осунувшийся, как будто действительно скорбящий… Глава научного отдела даже не подозревал, что он такой хороший артист.
– Я приветствую всех собравшихся здесь, – спокойный низкий голос усилители разнесли по залу так, что каждому казалось, будто Роха стоит прямо перед ним. – Полагаю, некоторые из вас ожидали, что я приду сюда со словами ободрения. С речью о нашей победе, с заверением о том, что все обязательно будет хорошо. Но я не могу себе этого позволить. Да, победа в этом противостоянии осталась за нами. Только вот какой ценой? Я готов признать перед вами правду: Легион обезглавлен и обескровлен.
Ансгар раздраженно закатил глаза, прекрасно зная, что этого никто не заметит, все сейчас смотрели на председателя. Глава научного отдела просто не понимал, к чему этот пафос. Легионеры сделали то, что должны были сделать. А вся организация проявила себя отвратительно, потому что плохо и бестолково использовала ресурсы, в том числе и живые. Зачем делать из этого шоу? Такие вещи пишутся в отчетах, но уж никак не превращаются в прочувствованные монологи!
Хотя суть верна, конечно. Первой десятки как таковой у Легиона больше нет.
Из высших остался только номер 3. Ансгар не был удивлен, он давно уже отметил, что у Стефана Северина великолепные психологические способности к выживанию. Третий мог поставить свою жизнь выше других и вовремя уйти от угрозы, это порой значило больше, чем сила как таковая. У Первого и Второго сил было побольше, а где они сейчас?
Судьба номера 4 оставалась под вопросом. Он сумел пережить то, что произошло на Объекте Д-1, и даже выбрался не зараженным. Но при этом он потерял слишком много собственной плоти. Его поместили в медицинскую капсулу, его состояние стабилизировалось, однако вырабатывать новые клетки организм не спешил. Это было плохо: если в ближайшие месяцы Одхан Рош не оправится, его придется ликвидировать. Пользы никакой, а риск пробуждения новой колонии никто теперь не допустит.
Номер 6 тоже вернулась живой. Она, как и Третий, осталась в строю, ее раны быстро подлечили. Психологи Легиона беспокоились за нее, но Ансгар считал, что это капризы. Пусть рыдает в свое свободное время, главное, чтобы задачи выполняла.
Выжил еще и Виндар Люций. Как ни странно. Если бы Ансгар не был человеком науки, он бы сказал, что номер 9 – любимец судьбы. Этот легионер не был сильнейшим, но прожил он куда дольше, чем другие. Он и теперь должен был поправиться! Виндара, еле живого, нашли в хранилище токсичных отходов неподалеку от «Демиурга». Девятый был серьезно ранен, но, поскольку раны нанесло не существо, у него оставались все шансы в ближайшее время вернуться в строй.
Ну а номера 1, 2, 5, 7, 8 и 10 были потеряны Легионом навсегда, тут уж без вариантов. Теперь именно они пялились на собравшихся с пока еще виртуальной мемориальной доски.
– Те, кого вы видите, – это не солдаты Легиона, – между тем вещал Хезион. – Это герои Легиона! Это тот высший стандарт, к которому все мы должны стремиться. То, что произошло… Это не наша неудача – это наша трагедия. Она станет известна в нашей истории как Марсианская Резня, событие, которому мы никогда не позволим повториться!
Он сделал паузу, несколько раз быстро моргнул. Ансгар присмотрелся внимательней, не желая верить себе. Неужели?.. Ну да, точно! Слезы не пролились, но блеснули. Хезиону потребовалось время, чтобы справиться с собой и снова заговорить ровно.
Какой позор… В этой организации нужно было менять куда больше, чем предполагал Ансгар. Он-то считал выступление председателя игрой на публику, неуместной, но хотя бы объяснимой. А Хезион, похоже, действительно оплакивал сотрудников, которые просто выполняли свою работу! Да и не он один: когда он запнулся и замолчал, некоторые из легионеров и администраторов поспешили отвести взгляды в сторону или закрыть лицо руками.
Если так продолжится и дальше, организация долго не просуществует. Да их тот же специальный корпус поглотит и не подавится! Ансгару оставалось лишь надеяться, что в Легионе помимо этих нытиков сохранилось достаточно людей науки, которые и организовали когда-то элитное подразделение.
Хезион все же справился с собой, его голос вновь зазвучал твердо:
– Но это не означает, что мы поддадимся и позволим горю остановить нас! Миссия Легиона не завершена – и никогда не будет завершена. Мы должны сделать так, чтобы ни одна жертва не стала напрасной! Мы уже призвали резервы из наших школ, у нас сильное молодое поколение. Легион не останется прежним – но он устоит!
Ансгар аплодировал этой клоунаде вместе со всеми, но ушел уже на следующей речи. Норму он отсидел, председателя послушал, а все остальное будет просто такими же стенаниями от менее значимых людей. К тому же Ансгар всегда мог сказать, что первая речь произвела на него неизгладимое впечатление и ему нужно было поплакать в одиночестве.
Он хотел улететь как можно скорее. Пока все заняты торжественной церемонией, никто не станет задавать ему неудобных вопросов. Если же задержаться чуть подольше, ему и вовсе могут отказать в отпуске до того, как он поговорит с комиссией флота.
Ансгар заскочил в свой кабинет, просто чтобы оформить заявление, он не планировал ни задерживаться, ни общаться с кем-либо. Однако задержаться все-таки пришлось. Миновав дверь, до этого надежно запертую,
