– Где? – хрипло выдохнул Хагир.
Пустая равнина вдруг показалась совсем пустой, как будто в ней не было даже земли. Откуда-то потянуло ветром, стало холодно, хотя солнце светило по-прежнему ясно. Покрытая чужой кровью одежда стесняла движения, хотя от рубахи остались одни лохмотья. Душу пронзило мучительное беспокойство. Весь смертный ужас, оставленный позади, теперь догнал: Хагир осознал, что грозило ему и другим. Где он? Где Вебранд, полуоборотень? Почему его не слышно? Он уже бегал бы, размахивая окровавленной секирой, хвастал числом убитых врагов, показывал снятые с трупов гривны и обручья, громко благодарил богов и предков за помощь, утешал неудачников, давал советы… «А вот тут тебе надо было его подсечь, и обухом… Ну, ничего, в другой раз… Что, хорош перстень? На полмарки потянет! Хочешь, подарю, хе-хе!» Где он? Беспокойство нарастало, уши поджимались от напряженного желания поймать-таки обрывки знакомого голоса, хоть где-нибудь… Сейчас он выйдет из-за дерева, помахивая чужим поясом…
Двое граннов искали, переворачивали тела, разбирали свалки, кое-как наспех помогали раненым, и Хагир присоединился к ним. Может быть, Вебранд лежит где-нибудь и не может встать, бранится и ждет, когда его найдут. Рядом двое тащили одного живого из-под двух мертвецов; Хагир мельком глянул на мертвеца, которого оттаскивали за ноги, отметил смутно знакомое лицо – кто-то из дружины Яльгейра, потом глянул на живого, которого едва не задел плечом. Нахмуренное злое лицо, совершенно незнакомое. И две косы над ушами, спутанные и грязные. Фьялль. Ну, и что? Искать живых на поле среди мертвых казалось таким естественным и нужным делом, что Хагир даже не вспомнил об оружии и пошел дальше, отметив только, что среди лежащих вокруг больше нет знакомых лиц.
– Эй, эй! – закричал вдруг Морд, и в его голосе была такая смесь радости и испуга, что Хагир со всех ног кинулся к нему, перепрыгивая через лежащих, как олень.
Гранн тащил за плечи неподвижное тело. Хагир сперва удивился, зачем тому понадобился кто-то совершенно незнакомый, но потом увидел под мертвецом на земле знакомые плечи и короткую полуседую бороду. Вебранд был жив и дергал головой, но поднять ее не мог. Его глаза были выпучены, рот открыт, и через угол рта текла быстрая красная струйка. Хагир присел рядом и сдавленно вскрикнул: в груди Вебранда торчал длинный нож, погруженный до половины клинка.
Хагир застыл с открытым ртом; хотелось сделать что-то, очень много, горы свернуть, но было ясно, что сделать ничего нельзя. Вынуть нож – Вебранд умрет мгновенно. Не вынимать – то же самое… Совсем рядом с сердцем… Не выживают, не бывает… Он мертв, хотя и таращит глаза и хочет что-то сказать…
Вебранд действительно хотел что-то сказать. Он увидел и узнал Хагира, и Хагир знал, что он-то и нужен Вебранду, если в таком положении еще кто-то может быть нужен. Глаза умирающего вылезали из орбит, левая рука слабо дергалась, тянулась к груди. Хагиру казалось, что надо произнести какие-то слова, сказать что-то самое важное, но он не мог ничего придумать, да и знал, что не надо ничего говорить, что для Вебранда ничего важного тут, на земле, уже нет. Драгоценные мгновения стремительно утекали, было лихорадочное желание поймать их и как-то использовать, но чувство подсказывало, что суетиться уже не надо, что это бесполезно и ни к чему.
Вебранд поднял-таки руку и слабо дернул верхнюю рубаху возле ворота. Ткань, прижатая клинком, не поддавалась.
– Тише, тише! – бессмысленно бормотал Хагир. Ощущение было нелепое: Вебранд должен быть мертвым. Он уже мертв, и это движение – обман…
С коротким стоном, скорее досады, чем боли, Вебранд отчаянно дернулся, перевалился на бок. Хагир понял, что он хочет подняться, и перетащил его к себе на колени. Голова и плечи гранна казались тяжелыми, как камень, кровь изо рта побежала сильнее и залила Хагиру колени. Даже через кожаные штаны она показалась горячей. Левая рука Вебранда рывками подползла к горлу, уцепилась за что-то. Вебранд задушенно всхрапнул, и в этом звуке не осталось уже ничего человеческого; кровь изо рта хлынула потоком, тело дернулось и как-то разом отяжелело.
– Умер, – шепнул Лэттир, стоявший на коленях рядом с Хагиром. – Старик наш…
– А я думал, он бессмертный… – пробормотал Хагир, сам себя не слыша и не понимая.
Ему не верилось. Это было слишком неожиданно, невероятно. Вебранд Серый Зуб, полуоборотень, гроза торговых кораблей, погиб в битве двух чужих конунгов… Что ему до квиттинской войны? Хагир привык считать эту вражду и эту битву своей, и хотя Вебранд столько говорил о мести Хрейдару за свою дружину, в сознании Хагира он все же стоял в отдалении от его вражды с фьяллями. А значит, ему эта вражда как бы ничем не грозила. Его смерть казалась нелепой ошибкой, хотелось спросить кого-то – он-то здесь при чем? Но битва сожрет всех, до кого сумеет дотянуться…
Рука Вебранда все еще держалась возле горла. Хагир склонился к ней: мертвые пальцы зацепились за кожаный шнурок. Амулет? Потянув за шнурок, он вытащил из-под рубахи что-то округлое, тускло блестящее, похожее на старое серебро…
На его ладони лежала небольшая застежка в виде змеи, свернувшейся кольцом. Да, гранны ведь почитают Мировую Змею, и у них все со змеиными узорами: оружие, украшения… Вид ее показался знакомым. Когда-то давно Хагир уже видел такую застежку. Разве Вебранд показывал ему свой амулет? Вроде бы нет… И не Вебранд это был…
Вид застежки вызывал воспоминания о чем-то совсем другом, очень далеком и от Вебранда, и от фьяллей, и вообще от всего… кроме Хлейны. Почему она вспомнилась? Мысль о ней смутила: сейчас Хагир казался противен сам себе и не смел даже думать о Хлейне, как будто мог своим замутненным взором запачкать ее ясный и нежный образ. Да если бы она сейчас его увидела, черного от грязи и чужой крови, сидящего на пустоши среди мертвецов! Сам волк-оборотень из кургана не показался бы ей ужаснее!
Но все же стало чуть легче: мысль о Хлейне была как журчание чистого ручейка, и все существо Хагира, измученного и грязного внутри и снаружи, стремилось к этому ручейку. До него так далеко, но все же он есть на свете, и от этого чуть легче жить…
– Не успел, – шепнул Лэттир.
Он тоже сидел на земле и не сводил глаз с лица мертвого вожака. По его щеке ползла капля воды, и Хагир заметил ее с недоумением: разве идет дождь? Вроде сухо… Но парень как-то странно дернул носом, капля побежала быстрее, и Хагир сообразил. Они любили его, он был вторым отцом для каждого из своих хирдманов.
– Что – не успел? – сдавленно спросил Хагир.
– Дочкой распорядиться, – ответил Морд, застывший и растерявший всю живость проворной куницы.
