– Вот помню снимала одна комнату, – с грустью произнесла старушка. – Проститутка вальтовая.
– Валютная.
– Во-во, валютная. Ну такая голубушка, такая лапочка. В Швецию уехала. И теперь пишет мне письма оттуда – не ндравятся они ей, шведы эти. Она, оказывается, истинная патриотка. Ясно?
– Куда яснее, – поддакивал Лаврушин.
– Так и пишет: «Баба Анюта, никто не может любить Россию лучше проститутки в изгнании».
– Сильно сказано.
– Потом жил еще один человек. Обходительный такой. Он ото всех скрывался. Он с товарищами золото КПСС заныкал. Так его КГБ из окна и выбросило.
– Ничего себе.
– Вор один беглый жил. Тоже обходительный. Вежливый. Но недолго ночевал. Ограбил какого-то крестного отца на миллион долларов и убег.
– Бывает.
– Поэтесса жила. Гавнагардистка.
– Авангардситка?
– Во-во… Вены зубочисткой, ласточка, вскрыла. Теперь на канатчиковой даче. Ох, умная была.
– Они умные.
– Рок-певица была. В наркологической больнице теперь.
– Вот ведь как.
– И еще этот, киллер, был. Из благородных.
– Из дворян?
– Ну, не знаю. Он так и говорил – я благородный киллер. И каждый день на работу с ружом ходил.
– И где он?
– Застрелили, ироды. Жалко, – старушка вытерла платочком глаза от навернувшихся слез.
После ужина друзья начали военный совет в своей комнате.
– Что дальше-то? – спросил Степан.
– Будем ждать, пока я не смогу в другой мир перескочить?
– Скачем из мира в мир, как вши тифозные. И ничего не нашли.
– Должно же быть решение этой шарады. Должны мы во всем разобраться. А разберемся – найдем выход из положения.
– Или вход в еще худшее положение.
– Как повезет, – кивнул Лаврушин. – А пока можно и Большого Японца поискать.
– В Москве?
– Чем черт не шутит. Он шатается по измерениям, как захочет.
– А сейчас?
– Спать.
– Точно Фредди не придет? – опасливо огляделся Степан, будто стремясь высмотреть маньяка.
– Уверен.
Друзья провалились в сон.
Ночь прошла спокойно. И даже выстрелы в темноте опасного, как джунгли, мегаполиса не могли их потревожить. Правда, один раз пришлось проснуться, когда по шоссе промчалась стальная армада – марш рокеров.
– Чтобы у вас колеса отвалились, – застонал Лаврушин, переворачиваясь на другой бок.
* * *
– Итак, Большой Японец? – спросил тощий двухметровый детина с озабоченным мировыми проблемами испитым лицом. Кулаки его были по-каратистки набиты, яркий галстук немножко съехал в сторону, верхняя пуговица рубашки открывала часть шеи с пересекающим ее шрамом. Он сидел в кресле под выведенной вязью вывеской: «Частное сыскное агентство Русский Пинкертон».
– Большой Японец, – кивнул Лаврушин. – Он же Великий Чак. Он же Змеевед.
– Найти – и все? – недоверчиво спросил частный детектив.
– Да.
– Не грохнуть, ничего похожего?
– Да вы что?!
– Слава Богу. А то мы не имеем дело с криминалом… Если только за отдельную плату.
– Только найти.
– Только найдем, – кивнул частный сыщик, сгребая задаток в ящик стола.
Лаврушин со Степаном вышли из офиса сыскного агентства, выглядевшего весьма подозрительно. Но, говорят, в Москве никто лучше не справится с розыском человека, чем «Пинкертон».
– Теперь – обедать, – сказал Лаврушин.
Они направились в кафе. Прогулку по «чернушной Москве» вряд ли можно было причислить к разряду безопасных затей.
Брык – рядом с друзьями упал хорошо одетый господин, и на его груди расцвел кровавый цветок. Киллер спрятал пистолет с глушителем, нагнулся над жертвой, пощупал пульс, приподнял веко, неторопливо закурил, надел шлем и сел на мотоцикл.
Не прошло и пяти минут, как грохнули еще одного – из оптической винтовки, когда он выходил из представительского «членовоза» – «ЗИЛ-117». На соседней улице пылала взорванная машина. В отдалении слышалась стрельба.
– Облава! – вдруг заорали истошно. Прохожие, ученые горьким опытом, кинулись врассыпную.
Друзей тоже не нужно было долго убеждать в пользительности для здоровья вида бега, который называется «улепетывание». Они вбежали в проходной дворик. Там у мусорного бака один молодой человек приятной наружности целился в другого молодого человека не такой приятной наружности из потертого «Нагана» со словами:
– Я думал ты брат. А ты гнида черножопая!
– Это их личное дело, – Лаврушин увлек Степана за локоть в сторону. – Если везде совать нос, мы тут полчаса не протянем.
Они время от времени менялись ролями и уговаривали один другого не вмешиваться. И были правы.
– Но ведь он же… – начал Степан.
Сзади прогремел выстрел.
– Там уже все кончено…
Они вышли к уютному кафе, где играла приглушенная музыка и сидели тихие люди.
– Здесь перекусим, – предложил Степан.
– Сойдет, – согласился Лаврушин.
Официант в белом кителе с жутко безвкусными массивными золотистыми пуговицами проводил их к свободному столику, с учтивым поклоном принял заказ. Бросалось в глаза, что щека у официанта нервно дергается, а сам он все время опасливо озирается, будто что-то ждет.
Оказалось, он ждал планового визита.
С улицы послышался скрип тормозов, потом шарканье шагов. Официант побледнел и быстро юркнул в служебное помещение. А Степану и Лаврушину пришлось пожалеть, что они не сориентировались в ситуации и не последовали за ним.
– Здрассьте, рэкет приехал, – глумливо воскликнул качок со свирепой рожей неутоленного серийного убийцы. В руке он сжимал металлический прут. Сзади застыли его «близнецы».
Хрясь – прут ударил по ближайшему столику.
– Господь завещал делиться!
И пошла гулять губерния. Шум до небес – матюги, звон стекла, звуки ударов. Бешеному африканскому слону, запущенному в посудную лавку, вряд ли удалось бы отработать лучше.
Минут через десять рэкетиры доколотили последнюю витрину, последнее зеркало и последнюю бутылку в баре, деловито огляделись и чинно удалились.
Трясущиеся и нервно икающие Лаврушин и Степан вылезли из под чудом оставшегося целым стола.
– Ваш заказ, господа, – сказал официант с подносом.
– А эти? – Лаврушин икнул, кивнул на выход из кафе.
– Теперь две недели они сюда ни ногой. Так что ешьте-пейте спокойно. У нас сегодня прекрасная севрюга под маринадом. И жульены отменные. Приятного аппетита.
– Спасибо, – прошептал Лаврушин. Вилка его выбивала на тарелке мелкую дрожь.
Трапеза была, конечно, испорчена картиной окружающего разгрома, но, надо отметить, севрюга действительно оказалась хороша.
Когда друзья выходили из кафе, к нему медленно, с ленцой подкатили два дребезжащих, инвалидного вида милицейских Уазика.
