Кстати, о боли… Ваня покосился на циферблат. В игре осталось лишь тринадцать человек. Вероятнее всего четыре неполных отряда. Возможно, у его девчонок все-таки есть шанс.
Весь остаток ночи они прошли следуя неумолимо сжимающемуся кольцу зоны. Их поддерживал лишь большой запас стимуляторов, который они обнаружили в рюкзаках американских читеров.
— Быстрее! Быстрее! — торопил Ваня своих подопечных.
Выдохшиеся девушки поскальзывались и оступались на влажной от утренней росы траве, пробираясь сквозь густые кусты.
Ната впереди споткнулась и растянулась на земле. Ваня протянул руку и ухватился за рюкзак, помогая девушке подняться. Вот и еще одна причина, почему мужчинам в игре легче. Банально — сила и выносливость. Кто может тащить на себе больше оружия и боеприпасов, тот имеет стратегическое преимущество.
Замыкающая отряд Юка, казалось, не чувствовала никакой усталости и не испытывала сомнений. Она шла вперед легкой пружинистой походкой, держа наготове автомат. За ее спиной висели ножны с катаной.
Ваня с тревогой обернулся на Екатерину. Казалось, что она до сих пор не пришла в себя. На ее щеке уже не было шрама, но Ваня чувствовал, что ее душа все еще кровоточит. Потухший, опустошенный взгляд девушки безвольно скользил по кустам и деревьям. Казалось, она все еще не может простить Ивану того, что он не позволил ей умереть и сбежать из этой треклятой игры. Ее плечи оттягивал каряк и тяжелый подсумок, набитый патронами. “Как можно помочь ей? — размышлял Ваня. — Или просто оставить ее в покое?”
Иван невольно задумался об устройстве игрового мира. Постепенно разрозненные детали собирались в единое целое, и он смог представить себе общую картину. И картина эта оказалось совершенно отвратительной и мерзкой. Он всегда с уважением и пиететом относился к западной культуре и философии. Казалось, что жители развитых стран, пресловутый “золотой миллиард” не станет лицемерить, лгать, пользоваться слабостью и беззащитностью других. Но то, что Ваня увидел в этой игре, разрушило его наивные идеалы.
Все эти золотые скоты просто наслаждались своим статусом и достатком. Сам Ваня, девушки из его отряда, все русские солдаты были для них лишь удобной вещью, мусором, чьи чувства и желания не имеют никакого веса. Он неожиданно вспомнил происхождение английского слова slave и непроизвольно сжал кулаки.
Все мы для них просто рабы. Уже тысячу лет они используют нас, наших женщин и детей. И ничего не изменилось! Для власти мы лишь пушечное мясо, дешевое сырье, источник бабла. А этим людям, которые изобрели интернет, создали компьютеры и виртуальную реальность, нас совершенно не жаль. Наоборот, они наслаждаются своим всемогуществом и своей безнаказанностью. Сладко врут с экранов и в интернете, что у нас авторитаризм и тирания и что все это нужно изменить. Но ничего не меняют и не хотят менять. Нищета и безысходность жителей стран третьего мира им только на руку. Ведь только так они могут насладиться своим статусом — унижая нас. Если бы мы были свободны, если хотя бы могли по собственному желанию выходить из игры, они не могли бы нас безнаказанно мучить и насиловать.
“Самовольно выходить из игры…” — несколько секунд Ваня смаковал эту фразу. Неожиданно она осознал, что эта мысль возможно гораздо более глубокая и всеобъемлющая, чем казалась сначала. Как же Хёйзинга определял человека? Homo ludens — человек играющий. По мнению Хёйзенги, тяга, потребность в игре одно из определяющих, фундаментальных свойств человека. Но игра и является игрой, когда можно из нее выйти в любой момент. И что же тогда получается? Если ты не можешь выйти из игры? Если не можешь ее остановить по собственному желанию, то ты перестаешь быть человеком, а становишься безвольным, бесправным рабом, вынужденным влачить жалкое существование… В развитых странах высокооплачиваемая работа — это игра, которую ты можешь остановить в любой момент. Выйти. Перезагрузиться. Начать все сначала. А у нас? В нашей обычной серой жизни? Ведь все точно также, как в этом треклятом Рояльнике… Мы не можем остановиться и выйти из этой бесконечной игры. Ни у кого из нас нет ни резервов, ни возможностей. Любая остановка, любой сбой сразу выбрасывает нас из состояния благородной бедности в беспросветную нищету.
Ваня неожиданно вспомнил отца и на его скулах заиграли желваки.
Для нас это не игра… Для нас все всерьез… Мы платим своей кровью, своей болью и своей жизнью. И все это лишь ради того, чтобы золотая скотина, родившаяся с серебрянной ложкой во рту (или куда они там себе ложки запихивают?) могла весело провести субботний вечер, а корпорации — положить в свои бездонные карманы еще несколько криптобаксов.
И никто не хочет ничего менять. Потому что пресыщенных уродов, создавших эту игру и эту систему, устраивает текущее положение дел. Им не нужны новые игроки и конкуренты. Им нужны лишь безвольные и беззащитные рабы.
Ваня ощутил, как в груди загорается яростный огонь. Он снова обернулся на девушек, идущих позади, и сердце его заныло. Такие красивые, нежные и беззащитные, неужели они обречены рано или поздно стать простой игрушкой в грязных лапах этих ублюдков?.. Нет! Никогда! Ваня почувствовал, как деревенеют его скулы. Пока он может драться и дышать, он не допустит этого!
— Ну, чего уставился, — устало выдавила Ната, оправляя зацепившийся за ветку подол короткого платья.
Ваня отвернулся и поправил лямки рюкзака.
Вдруг совсем рядом слева раздался выстрел. Все как по команде бросились на землю. “Да… боль — лучший учитель…” — мелькнула короткая мысль. Ванин взгляд невольно скользнул на часы. Осталось двенадцать врагов. Одним меньше. Это хорошо!
Катя торопливо оглядывала окрестности через оптический прицел.
— На девять часов, — шепнула она и задержала дыхание.
Ваня ничего не видел. Но Юка утвердительно кивнула и подняла автомат.
— Проклятье… — выдавила Катя после долгого молчания. — Ушел.
— Их было трое, — отозвалась Юка.
— Как бы они не зашли с тыла, — забеспокоился Иван. — Куда они двинулись?
— Не могу разобрать… Кажется, к той роще.
Ваня озабоченно огляделся. Нельзя тут оставаться! Их могут обойти и взять в клещи.
— Отходим к границе зоны! — решил он наконец.
— Но ведь через десять минут очередное сжатие, а новая граница почти в километре! Мы не успеем добраться, если отойдем! — возразила Ната.
— Значит, побежим!
— Да сколько можно бегать?
— Столько, сколько нужно! Хватит болтать! — прошипел Ваня и пополз назад.
2
Как ни странно, граница зоны дарила ощущение какой-то защищенности. По крайней мере, можно быть уверенным, что не получишь пулю в спину.
Ванин отряд засел на вершине холма, ощетинившись стволами. Отовсюду грохотали выстрелы. Судя по всему, сразу в нескольких местах шла интенсивная перестрелка. Было жутковато.
Ваня не сводил глаз с часов, следя за тем, как тает число оставшихся в живых.
Десять… Девять… Восемь… Все… Цифра замерла. Скорее всего, остался всего один полный отряд противников. Хотя, разумеется, возможны и другие варианты.
По звуку стрельбы Иван определил примерное положение вражеского отряда и достал карту. Ната смотрела ему через плечо.
— Ну? Куда идем? — спросила она нетерпеливо. — До сжатия три минуты.
У Вани засосало под ложечкой. Все же быть командиром и принимать решения — это тяжелая ответственность…
— Катя, ты кого-нибудь видишь? — спросил он для подстраховки.
— Все чисто!
— Хорошо… — решился наконец Иван и отметил на карте новый ориентир. — Как только начнется сжатие зоны — выдвигаемся сюда.
На запястьях синхронно пискнули часы, подтверджая выбор новой цели.
Ната открыла рюкзак:
— У нас еще семь стимуляторов. Может, ширнемся? Для скорости?
Ваня обвел взглядом девчонок, задержавшись на Екатерине, и нехотя кивнул.
— Давай.
Зашуршали разрываемые пакеты.
— Хм… интересно… а они реально потенцию восстанавливают? — задумчиво пробубнила Ната, втыкая себе иглу в плечо.
