Привидения не любят обмана - Сергей Бардин

Идея была проста, как гвоздь. Полгода она кормила Ройти Мак-Куина и одевала его, позволяла ничего не делать и рождать другие идеи.

Последние полгода он работал рекламным «человеком из толпы». Был миллионным посетителем универсамов, стотысячным обладателем крема «Бетеф», юбилейным покупателем «рыбных палочек Блема»… Призы и награды он честно возвращал, а сам удовлетворялся единовременным пособием и партией рекламной продукции. Однажды даже десять дней питался суповым концентратом «Полюс». Это были счастливые деньки. Идея работала.

Но счастье не бывает бесконечным. В свои двадцать восемь, отслужив в армии, став профессиональным безработным, люмпеном и пройдохой, Ройти понимал, что его идея когда-то себя исчерпает. Но не ожидал, что так скоро. Его сгубили средства массовой информации. Он примелькался. Худую его рожу запомнили газетчики и публика. И вот, когда он работал десятитысячным посетителем Всешотландской выставки науки и техники, его опознал какой-то мальчик, а за ним жилистый кривозубый слесарь из Глазго. Ройти пытался возмущаться, махал руками, но все-таки вышел скандал, и его долго и сладко били праздные посетители. Ройти окончательно убедился, что идея исчерпала себя, карьера юбилейного посетителя кончена.

Оказавшись в своей комнатухе, похожей на канализационный колодец, положенный на бок, и перебрав все возможности, Ройти понял, что выхода нет, надо умирать. Смерть была последним средством выжить, и его следовало попробовать… Он подошел к плите, включил газ и лег на кровать.

Сначала было темно, потом проглянула узкая щель и образовала горизонт. Над горизонтом плыли чайки и облака. К Ройти это не имело отношения, но смотреть было интересно. Подул ветер, гроза уходила. Пахло озоном. «Это газ», — вяло подумал Ройти. Совсем по-весеннему ударил гром: ба-ббах! Гром бил по голове. Второй удар был уже просто ударом туфлей по затылку. «Что-то должно произойти!» — сказал себе воскресающий Ройти.

Как всякий бездельник и авантюрист, Ройти жил в мире фарта, судьбы, орла и решки. Он научился тонко чувствовать порывы волшебного ветра удачи. Сейчас был именно такой порыв, интуиция это зафиксировала сразу. Он правильно сделал, что включил газ!

Квартирная хозяйка, миссис Роу, в просторечии Кобра, немного помедлив, еще раз стукнула квартиранта по голове.

— Письмо! — заорала она и бросила в лицо конверт. — Выключи газ!

Ройти решил последовать совету. Расправив письмо, он взял с полки ржавое лезвие и обрезал край плотного конверта. Так всегда делают благородные люди, Ройти точно знал это по кинофильмам. На ладонь выпали сто фунтов, буклет «Йоркшир — зеленая жемчужина Британии» и записочка: «Дорогой мистер Мак-Куин! Вы не откажетесь посетить места Вашего далекого детства. О, Йоркшир! Он навевает радостные чувства. Мы ждем Вас в замке Бэдфорд, дорогой Ройти. Добро пожаловать!»

Ройти дочитал записку. Это могло означать только одно — работу. И работу серьезную — сто фунтов просто так не присылают.

На обороте записки тоже был текст: «Инструкции и адрес получите у адвоката Хинча, Эдинбург, Лендсворт, 17. Вознаграждение за съемку в замке Бэдфорд — 10 000 фунтов. Прибытие — 7 июня».

Десять тысяч! Фортуна была щедра как никогда.

Адвокат велел выезжать немедленно. К замку транспорт не ходил, а прислать машину за ним, конечно, вряд ли кто собирался. Ройти расспросил про Бэдфорд у бармена на станции. Тот наклонился через стойку и, пристально глядя на Ройти, пробурчал:

— Там нечисто, брат. Призраки… И еще собаки…

Ройти было наплевать и на призраков, и на собак. Подумаешь, невидаль! Он пошел к замку пешком, благо, багаж был невелик: носовой платок и подобранный на вокзале окурок сигары.

Замок стоял на берегу пруда. То был старый каменный дом в три этажа. Арки, много зелени — парк закрывал весь противоположный берег. Было мрачно, торжественно и очень тихо.

Ройти пошел через мост. Когда он был на середине, из окна замка ударил страшной яркости зеленый луч, уперся в поверхность пруда и отразился в низкое небо. Луч продержался с минуту, потом быстро повернулся, мазнул по спине мраморного грифона у воды: крылья того вспыхнули зеленым огнем. Не доходя пяти метров до моста, луч погас, оставив в туманном воздухе курящийся черный след.

Ройти понял, что скучать не придется.

Работа оказалась любопытной: киносъемки. Но до них еще было далеко, а пока шла подготовка, обставлялись под старину комнаты, туда-сюда таскали аппаратуру. Каждый был сам по себе. Доктор Скокон, лечивший у Ройти последствия побоев, никогда не общался с физиком из Исламабада, одноглазым арабом по имени Аслан. Ройти чувствовал к одноглазому неодолимую симпатию, но араб упорно и брезгливо его не замечал.

Холеная немчура из Кельна, небрежно прикрывавшая белыми халатами отличные твидовые костюмы, щелкала тумблерами управления. Замок был набит аппаратурой. Даже Ройти, ничего не понимавший в гудении, пиликании и попискивании приборов, чувствовал, что все здесь наилучшего качества. Дюралевые панели сияли, синели вороненые тумблеры, лампочки мигали…

Дела пока не было почти никакого. Скука, отсутствие выпивки и странное чувство сытости изнуряли его. Он худел, но есть не хотелось.

Третья неделя началась приездом новых лиц. Один был высокий бледный англичанин, который с этого дня занимался с Ройти. Второй — мистер Каяси, от него здесь зависело все, это было видно невооруженным глазом.

Наступила рабочая пора. Теперь Ройти заставляли прыгать и бегать, наносить удары кинжалом в воздух. Англичанин-режиссер определенно был большим докой в ножевых драках и маскарадах. Ройти носил старинные костюмы и не удивлялся — обычные кинопробы.

Ночи стояли влажные. Из темноты парка доносился собачий вой. Однажды на восходе, туманном и тихом, Ройти увидел свору, охранявшую по ночам замок. На зеленое сукно газона выскочили из дрожащего пара и как бы повисли на секунду в воздухе девять громадных псов. Это были поразительные ублюдки, с теленка ростом.

На четвертой неделе Ройти весил не более четырнадцатилетней девочки. Он был похож на собственный скелет, оклеенный кожей. Но есть не хотелось.

Однажды утром его ввели в чистую белую комнату. Окно. Стул. Ройти сел, дверь закрылась. Он сидел в утренних сумерках и ждал, совершенно спокойный. Он привык, что с ним не считаются: работа есть работа. Одноглазый настраивает аппаратуру. Немчура запускает электронику. Англичанин снимает