Финал грядущей драмы, подмостками для которой предстояло стать всему Острогу, был ещё далеко, но первый акт, похоже, уже начинался…
Резвость, выказываемая Стервозой, по мнению Темняка, была не к лицу даме, направляющейся на свидание. Но поскольку это самое лицо отсутствовало, то и особых претензий к даме быть не могло. Кобыла к жеребцу вообще галопом несётся — и ничего. Главное, чтобы жеребята здоровые уродились.
На тот случай, если ему когда-нибудь придётся проделать этот путь одному, Темняк пытался запомнить каждую деталь, каждую мелочь, способную служить ориентиром. Однако все его старания были бесполезны — они перемещались в совершенно ирреальном пространстве, где изображения предметов существовали как бы отдельно от них самих, а то и вообще не существовали.
Либо это пошаливали законы оптики, либо обманывались глаза Темняка, адаптированные к иллюзиям совсем другого мира.
Сначала Стервоза двигалась, словно амёба-переросток, переливаясь внутри себя самой, потом неслась прыжками, на манер резинового мячика, а под конец, дождавшись отставшего Темняка, взгромоздилась на нечто несусветное, выполнявшее функции лифта, но видом своим напоминавшее столб пара — причем цветного, — извергающийся из жерла гейзера.
Затем маршрут движения опять перешел в горизонтальную плоскость (теперь, чтобы не потерять Темняка, Стервоза толкала его перед собой) и закончился в просторном зале, который не выглядел таковым благодаря низкому, грубо-реальному потолку, нависавшему над головой, словно свод карстовой пещеры.
Здесь, к вящему удивлению Темняка, они наткнулись на группу людей, одетых в металлические кирасы, чья форма повторяла рельеф человеческого торса. Лица их были скрыты глубокими шлемами, оставлявшими на виду только рот.
Ничего не спросив у Темняка и не выказав Стервозе никаких знаков внимания, они молча расступились перед странной парочкой. Надо понимать, что это были не просто люди, а люди-псы, обязанные облаивать, а то и просто разрывать в клочья всех тех, кто посмеет проникнуть сюда без особого разрешения. По-видимому, Хозяева доверяли такой страже больше, чем всяким механическим устройствам, вроде Смотрителя или “букета”.
Из множества препятствий, которые в самое ближайшее время предстояло преодолеть Темняку, это было не самое грозное, но хотя бы самое привычное. Уж лучше сражаться с существами из плоти и крови, чем бороться с призраками или играть в прятки с невидимками.
Шагов через сто он увидел небо, причем не в ракурсе млекопитающего или рептилии — снизу вверх — а как бы с позиции парящего орла. Голубая пустота сияла прямо впереди, а облака, казалось, висели на одном уровне с ним.
Ещё одна незримая стена, наверное последняя, сгинула под напором Стервозы, и Темняк испытал ни с чем не сравнимое потрясение — потрясение узника, спустя много лет покинувшего свой душный и сумрачный каменный мешок. Свет неба ослепил его, ветер вышиб слезу, свежий воздух ворвался в легкие, словно морская вода в нутро гибнущей подлодки.
Фигурально говоря, впервые за долгий срок заключения Темняк получил разрешение на прогулку. Да и то по неуважительной причине (а когда это похоть, пусть даже чужая, считалась у нас уважительной причиной?).
Однако сейчас было не до сантиментов. Он наконец-то оказался там, куда так стремился, и эту возможность нужно было использовать с максимальной выгодой.
Сначала, не фиксируя внимания на близлежащем пейзаже, он окинул взором дальние дали и убедился, что Острог не так уж и велик, как это представлялось тем, кто никогда не покидал лабиринта его улиц-ущелий. Впрочем, Темняк предполагал это с самого начала. Противостоящая всему окрестному миру цитадель, каковой Острог по сути дела и являлся, не могла иметь размеры, сопоставимые с размерами Токио или даже Химок. Достаточно и того, что высота городских сооружений превышала несколько километров.
Легкая дымка, висевшая в воздухе, не позволяла разглядеть далекие горизонты, зато небо Острога отличалось от тусклых и убогих небес Тропы самым кардинальным образом — и всё благодаря искусственному источнику освещения, раскинувшемуся над городом, словно гигантское сияющее облако, не дающее тени и никогда не меняющее своего местоположения.
На этом рекогносцировку пришлось прекратить — Стервоза уже волокла его вслед за собой к саду, располагавшемуся за глубоким рвом. По его дну бродили те самые хищные ящеры, парочку которых Темняк прикончил на Бойле.
Были здесь и другие старые знакомцы — над садом кружила стая гарпий, исполнявших, по-видимому, роль воздушного прикрытия. Подобно самолетам-истребителям, они стерегли небо Острога от вторжения незваных гостей.
Впрочем, всё это весьма напоминало экзотический зверинец, устроенный для забавы праздной публики. Наверное, Бойло снабжался чудовищами именно отсюда.
Вслед за Стервозой Темняк вступил на призрачный мостик, переброшенный через ров. Был он довольно широк — два барана разошлись бы — но, как на беду, не имел перил (да и зачем перила безруким созданиям?). Поэтому переход по мостику сильно смахивал на цирковой аттракцион — “Канатоходцы на невидимом канате” или что-то в том же духе.
Ящерам новые посетители почему-то сразу не понравились. От природы лишенные голоса, они вынуждены были демонстрировать свое недовольство грозными телодвижениями и резкими переменами в окраске.
Один из них, по виду самый крупный, дошёл до того, что, сделав стойку на хвосте и задних лапах, едва-едва не достал до мостика зубами. Хищник, ничего не поделаешь! Любая живая тварь, появившаяся поблизости, непременно вызывает у него аппетит.
Однако в поведении ящера наблюдалась одна странность — он не покраснел, как это всегда бывает в моменты взрыва отрицательных эмоций, а, наоборот, почернел, словно бы от радости. Во всей Вселенной был только один яшер этой породы, способный отреагировать на появление Темняка подобным образом.
— Годзя! — обрадовался тот. — Вот ты где оказался! Узнал меня, мальчик, узнал! Прости, но времени у меня для тебя совсем нет!
Сад любви, начинавшийся сразу за мостиком, был невелик — деревьев пятьдесят-шестьдесят — и выглядел на диво невзрачно. Корявые, безлистные деревья, похожие на окаменевшие скелеты каких-то допотопных зверей, росли на сером субстрате, напоминавшем смесь шлака с куриным пометом, и, кроме них самих, вокруг не было ни единой зеленой травинки, ни одного цветочка.
Почти на каждом дереве, словно спящие летучие мыши, висели округлые мешки, сплошь затянутые не то паутиной, не то плесенью. Одни были величиной с апельсин, другие размерами мало в чем уступали Стервозе. Это были наследники нынешних Хозяев, набиравшиеся здесь силенок и ума-разума.
