Теперь наступал их черед.
Толпа не издавала ни звука. Пастор стоял чуть в стороне, прижимая костлявыми руками к груди Библию. Его глаза будто сильнее провалились.
Доук тоже смотрел на пламя. Его лицо радостно сияло. Эдди вскинул голову, взглянул на толпу и указал дрожащей рукой на кучу углей.
– «И будете попирать нечестивых, ибо они будут прахом под стопами ног ваших»[53].
Его речь разбудила толпу. Фанатики несмело зашевелились.
– Аминь, – сказал кто-то.
Его примеру нерешительно последовали другие.
– «…Прахом под стопами ног ваших», – повторил Эдди.
Ему вновь ответили парой негромких «аминь».
– А теперь, друзья мои, – произнес пастор, – настало время расправиться с последователями антихриста. Мы – христиане. И умеем прощать. Дадим им возможность принять Иисуса. Даже самому страшному грешнику Бог дарует последний шанс. На колени!
Один из фанатиков внезапно ударил Форда по затылку, и тот невольно упал на колени. Кейт, которую он обнимал, тоже против воли опустилась на землю.
– Помолимся Господу нашему Иисусу Христу за спасение их душ!
Доук и Эдди преклонили колена, за ними опустилась на песок и вся толпа, освещенная пламенем. Все забормотали молитву.
По горе прокатился грохот очередного взрыва. Земля содрогнулась.
– Раскаиваетесь ли вы, последователи антихриста, – произнес Эдди, – в вероотступничестве? Принимаете ли Иисуса как своего личного спасителя? Принимаете ли его всем сердцем, без условий и оговорок? Согласны ли присоединиться к нам и стать частью великой Божьей армии?
Последовало молчание. Форд сжал руку Кейт. Он отчаянно надеялся, что она подаст голос, что ответит согласием. Однако если сам не мог этого сделать, зачем ждал безумия от нее?
– Неужели ни один из вас не желает отречься от ереси и принять Иисуса? Ни один не хочет спастись от огня в этой жизни и от вечного адского пламени в будущей?
В Форде закипела ярость. Он поднял голову.
– Я христианин, католик. Мне ни к чему отрекаться от ереси.
Эдди глубоко вздохнул и, театрально вскинув руку, заговорил дрожащим голосом:
– Католики – не христиане. Католицизм – идолопоклонническое обожание девы Марии.
По толпе прокатился невнятный рокот одобрения.
– Католичество – демонизм. Это ясно из «Аве Мария». Католики преклоняются перед вырезанными из дерева образами и тем самым нарушают заповеди Божьи.
Ярость Форда, которую он старательно пытался унять, достигла предела. Он выпрямился.
– Да как ты смеешь? – произнес он негромким голосом. – Как смеешь?
Эдди выхватил из-за пояса револьвер и навел его дуло на Форда.
– Священники полторы тысячи лет пытались вправить католикам мозги! Ты не читаешь Библию. Ты веришь в то, что тебе рассказали твои церковники! А они молятся образам и целуют ноги статуй, тогда как слово Божье четко велит преклоняться единственно перед Иисусом, а отнюдь не перед Марией и так называемыми святыми. Откажись от своей богохульной религии, или же страдай от Божьего гнева.
– Богохульники – это вы, – произнес Форд, бесстрашно оглядывая толпу.
Эдди трясущейся рукой поднял оружие и прицелился Форду в правый глаз.
– Твою религию проповедуют из уст ада! Откажись от нее!
– Никогда.
Рука Эдди перестала дрожать, а палец на спусковом крючке напрягся.
Преподобный Дон Т. Спейтс швырнул трубку. Телефон не работал. Связаться с кем бы то ни было через Интернет тоже не представлялось возможным. Он подумал, не сходить ли в собор, в центр коммуникаций, и не посмотреть ли последние новости. Но ему не хватило мужества. Было чересчур страшно куда-либо идти, оставлять свой кабинет, узнавать, что творится вокруг.
Он взглянул на часы. Четыре тридцать утра. До рассвета оставалось часа два. «Как только поднимется солнце, тотчас поеду к Добсону, – решил Спейтс. – Расскажу ему обо всем. Он что-нибудь придумает. Разумеется, на его услуги придется раскошелиться. Но если удастся пережить эту грозу, тогда пожертвования потекут рекой… Ничего, все обойдется. Ведь и в прошлом каких только кошмаров не приключалось! Например, история с проститутками. В ту пору казалось, наступает конец света. Но прошло время, и все вернулось на круги своя. Возобновились проповеди, съемки. Теперь второго настолько же популярного телепроповедника, как я, не сыщешь во всей Америке!»
Он достал чистый носовой платок, протер им веки, лоб, нос и губы. На белоснежном хлопке остался коричневый след от несмытого тонального крема. Спейтс с отвращением взглянул на пятно, бросил платок в мусорную корзину, налил себе очередную чашку кофе, плеснул в него водки и дрожащей рукой вылил питье в рот.
От того, с какой силой он поставил чашку из севрского фарфора на стол, она раскололась надвое, да настолько ровно, будто ее специально распилили. Спейтс покрутил половинки в руках, в приступе внезапной ярости швырнул их на пол, вскочил на ноги, прошел к окну, распахнул его и уставился на улицу.
Снаружи царили тьма и покой. Мир спал. Только не в Аризоне. Там наверняка творилось нечто ужасное. Но отнюдь не по вине Спейтса. Он честно выполнял на земле работу Христа. Верил в благородство, религию, долг и свою страну.
Скорее бы взошло солнце, молил он, то и дело представляя себя в удобном обшитом деревянными панелями кабинете юриста на Тринадцатой улице. Мечты его успокаивали. «С первыми лучами вызову водителя и поеду в Вашингтон», – мысленно повторял он.
Неожиданно тишину умытой дождем улицы нарушил вой отдаленной сирены. Спустя несколько мгновений на Ласкин-роуд показались полицейские машины с включенными мигалками, фургон и еще несколько автомобилей. Спейтс с бешено бьющимся сердцем отпрянул от окна и захлопнул створки. Нет, копы едут не за ним. Конечно, нет. Что за дурацкие мысли лезут ему в голову? Вернувшись к столу, он собрался выпить еще кофе с водкой, но вспомнил, что разбил чашку… Ну и черт с ней!
Поднеся бутылку ко рту, он обхватил горлышко губами, сделал большой глоток, опустил бутылку и выдохнул. Скорее всего, они гоняются за черными, которые опять пробрались в яхт-клуб, сказал он себе.
Со стороны собора послышался страшный шум. Спейтс подпрыгнул на месте. Тишину раннего утра наполнили громкие голоса, крики, сигналы полицейских раций.
Спейтс окаменел от страха.
Минуту-другую спустя послышался громкий удар в его дверь, она распахнулась, и внутрь ворвалась целая армия фэбээровцев с оружием наготове. За ними следом вошел громадный темнокожий агент с бритой головой.
Спейтс сидел в своем кресле, ничего не понимая.
– Мистер Дон Спейтс? – спросил агент, показывая жетон ФБР. – Федеральное бюро расследований, специальный агент Купер Джонсон.
