Со вторым дело обстояло не лучше: пара бывших смертников держала его за руки, а Рыжий очень неторопливо распарывал ему живот, «работая» трофейным ножом. При этом он злорадно посмеивался и нецензурно комментировал страдания жертвы. Гот, похоже, от боли и шока уже ничего не соображал – пуская слезы, безумно таращился сквозь своего палача, время от времени громко вскрикивал и что-то бессвязно кричал на непонятном языке.
– Ты что делаешь, урод?! – ошеломленно выдал Макс.
– Сейчас вытащу из этого ниггера весь ливер и буду его водить как собачку на поводке – за кишки, – заявил Рыжий, не обратив внимания на оскорбление.
Он, похоже, даже не воспринимал ничего – всецело поглощенный своим омерзительным занятием, не реагировал на окружающее. Самое страшное, что в толпе слышались одобрительные возгласы и никто не пытался его остановить.
Макс вскинул было револьвер, но передумал: несмотря на нестерпимое желание немедленно это прекратить, расчетливо вспомнил, что патроны к нему небесконечны, а снаряжать заново их вряд ли получится. Обернувшись, шагнул к Геморрою – тот молча наблюдал за экзекуцией и лишь удивленно покосился, когда из рук вырвали двустволку. Первым выстрелом Макс добил гота на баррикаде, затем разнес голову второму. Рыжего забрызгало, он едва не оглох, отскочил, развернулся, яростно заорал:
– Пловец?! Да ты че! Попутал?! Ты че наделал?! Ты…
Макс прервал его словоизлияние четким, но не смертельным ударом в лоб. Прикладом дробовика. Дозированно стукнул, гуманно. Рыжему хватило – упав на пятую точку, он ошеломленно затряс головой и заорал от нового подарка: в живот ногой. Потом в бок и еще раз прикладом – теперь по запястью, чтобы нож выбить.
Остановив избиение, Макс четко, раздельно произнес:
– Все старшие на кольях! Почему ты, урод, не с ними? А?!
Для повышения мыслительных способностей собеседника Макс простимулировал его пинком, а затем приставил к голове револьвер. Толпа, лишившаяся зрелища вражеских мук, зароптала, кто-то было шагнул вперед, но тут же всякое движение прекратилось – отбросив опустошенный дробовик, Макс выхватил из ножен окровавленное мачете, осклабился столь зловеще-многообещающе, что у крикунов пропала всякая охота приближаться к этому рослому психу. Закрепляя успех, через толпу протиснулась Динка, напряженно замерла рядом, направив автомат на зрителей.
– Рыжий! Чего замолчал? Язык потерял?! – продолжил Макс.
Тот, не помышляя о сопротивлении, приподнял окровавленное лицо, затараторил:
– Макс! Да ты вообще с катушек слетел! Ты чего?! Да меня связанным в яме держали, да я!..
– Да кто тебе вообще дал право на такое?!
– Ты че?! Это же черные! Видел бы ты, что они здесь творили! Ты неправ!
– Макс! Ты разве не видел, что они с нашими сделали? Глянь на колья возле штаба! – из толпы выкрикнул Жора, а многие одобрительно загудели.
– Зачем делать так же!!! Вы не такие!!! – перекрывая шум, пронзительно закричала Дина.
– А эта вообще не наша! Она – девка готов! – зловеще произнес какой-то конопатый подросток.
Макс не поленился, шагнул к нему, не позволив спрятаться в толпе, ухватил за ухо, безжалостно выкручивая, пригнул, уткнул лицом в песок, уже не спокойным, а яростным, бешеным голосом заорал:
– Вы отдали поселок без боя! Чтобы вас вытащить из ям, эта девочка жизнью рисковала! Она воевала, она жизнь мне спасла! А вы – нет: вас я в бою не заметил ни разу! Вот она – наша! А вы – никто!
Через толпу прошел Сашок, замер рядом, зловеще продемонстрировал народу окровавленный топор и примиряющее произнес:
– Все, люди, повеселились – и хватит! Он прав – некрасиво так делать! И ее обижать не надо – если и были за ней какие косяки, то она их десять раз исправила!
– Да он тоже не наш! – Несмотря на чуть ли не оторванное ухо, мелкий гад не унимался.
Макс, обрадованный неожиданной поддержкой (от кого-кого, но от Сашка этого не ожидал), увесистым пинком отправил гаденыша в толпу и непреклонно произнес:
– Теперь он наш – зарубите себе это на носу! И вообще, привыкайте жить как люди, а не… С этой минуты у нас нет ни старших, ни мелких, ни подруг на особом положении – работать будут все. И в ямах жить больше никто не будет – мы люди, а не крысы. И еще – был в Древней Греции философ, звали его Платон. Он придумал платоническую любовь – это когда восхищаются красотой и душевными качествами, но руками не трогают. К чему я это вам говорю: если узнаю, что кто-то прикоснулся к девчонке потому, что считает ее бесхозной вещью, или полез лапами к мелкой, – тот превратится в фаната Платона и его идей: будет любоваться, но не прикасаться. Потому что нечем будет прикасаться. – Макс выразительно крутанул окровавленным мачете.
Хотелось говорить и говорить, вбивая в многоголовую гидру толпы все, что накопилось на душе за эти дни. Сломать систему прямо сейчас, не оставляя лазеек для возврата обычных порядков. И плевать, что не о том сейчас думать надо. Макс сам не понимал, что на него нашло: будто плотину прорвало. Хотел просто остановить зверство, а в итоге целый митинг устроил. Стоп! Пора закругляться, а то до вечера не остановится.
– Будут и другие новости, но это чуть позже – пока что хватит этого. А теперь бегом разошлись и взялись за дело – трупы стаскивайте к расселине! Все оружие, всю амуницию, все до последней гильзы – к штабу! Увижу кого без дела шатающимся – сделаю так, что его тоже к расселине относить придется!
Эн, растолкав замерший народ, продублировал указание:
– Слышали, что Максим сказал? Выполняйте.
Рыжий, сплевывая кровь, поднялся, сумрачно уточнил:
– А чего это он раскомандовался?! Еще и угрожает…
Эн объяснил по пунктам:
– Во-первых, трупы действительно надо собрать и утопить, чтобы не было проблем. Климат у нас не располагает к затягиванию похорон. И пересчитать врагов идея отличная – надо узнать, всех ли мы перебили. Во-вторых, Муса тяжело ранен, с Бизоном ничего не ясно, так что командовать пока будет Максим. В-третьих, рядом с ним стоит девочка с автоматом, у нее сильно дрожат руки, а в автомате тридцать патронов и чуткий спуск. В-четвертых, то, что мы победили готов, в основном его заслуга. Не будь Максима, вы бы сейчас сидели в ямах и размышляли о непростом выборе между кастрацией и очень короткой жизнью. А девочкам вообще выбора не предвиделось – их ожидала незатейливая и неприятная судьба. В-пятых, если кого-то не устраивает его кандидатура, он может пожаловаться вот ей. – Эн указал на Дину, сжимающую автомат с такой силой, что костяшки побелели. – Не забывайте, что в данный момент у нее самое серьезное наше оружие, и с этим надо считаться. И шестое – насчет платонической любви Максим не шутил. Если понадобится, я буду помогать ему приобщать всех желающих к возвышенным отношениям. Под желающими я подразумеваю тех, кто предпочитает не спрашивать согласия или любит незрелых девочек. У таких горячих ребят согласия мы тоже спрашивать не будем. На этот случай у меня теперь есть набор хирургических инструментов. Но можно и без них обойтись – мачете тоже сгодится. Все понятно? Вопросов больше нет? Ну так выполняйте, не теряйте времени. И кто ранен – приглашаю к моей хижине. Вы будете удивлены ассортименту медикаментов.
