Теперь, стоя рядом с матерью на возвышении пещеры, он размышлял, существует ли какой-нибудь план, способный предотвратить образование легионов.
За Чани, которая находилась уже совсем близко от возвышения, двигались на некотором расстоянии четыре женщины. Они несли носилки, на которых находилась еще одна женщина.
Джессика, не обращая внимания на Чани, смотрела в сторону женщины на носилках — сморщенной древней старухи в черном плаще с капюшоном, отброшенным на спину и оставляющим на виду пучок ее седых волос и морщинистую шею.
Носильщики осторожно поставили носилки на возвышение, и Чани помогла старой женщине подняться на ноги.
«Итак, это и есть их Преподобная мать», — подумала Джессика.
Старая женщина медленно направилась к ней, тяжело опираясь на руку Чани. Она была похожа на скелет, закутанный в черное платье. Остановившись перед Джессикой, она долго вглядывалась в нее, прежде чем проговорила хриплым шепотом:
— Значит, ты одна, — старая голова качнулась на тонкой шее. — Шадоут Мапес была права, жалея тебя.
Быстро и мрачно Джессика проговорила:
— Мне не нужна ничья жалость!
— Это еще нужно проверить, — прохрипела старая женщина. Обернувшись с удивительной быстротой, она оглядела толпу.
— Скажи им, Стилгар.
— Должен ли я?
— Мы — люди Мисра, — выдохнула старуха. — С тех пор как наши предки пришли из Нилотик ал-Оруба, мы узнали полет и смерть. Молодые продолжают жить, чтобы наш народ не умер.
Стилгар глубоко вздохнул и сделал два шага вперед.
Все собравшиеся в пещере — их было, как подсчитала Джессика, уже около двенадцати тысяч человек — стояли молча, почти без движения. Это заставило ее почувствовать себя маленькой и полной опасений.
— Сегодня ночью нам, быть может, придется покинуть этот сьетч, так долго служивший нам укрытием, и уйти на юг в пустыню, — сказал Стилгар. Его голос гремел над обращенными к нему лицами, вибрируя от заключенной в нем силы, усиленный рупором.
Толпа хранила молчание.
— Преподобная мать сказала мне, что не выдержит еще одну хайру. Раньше мы обходились без Преподобной матери, но в таком положении плохо искать новый дом.
Теперь в толпе послышался ропот, люди зашевелились, и на их лицах отразилось беспокойство.
— Чтобы этого не произошло, — сказал Стилгар, — наша новая Сайадина, Джессика Сверхъестественная, согласилась на этот обряд. Она попытается пройти испытание, чтобы мы не потеряли силу нашей Преподобной матери.
«Джессика Сверхъестественная», — подумала Джессика. Она видела, что Пол вопросительно смотрит на нее, однако в присутствии всех этих незнакомых людей он вынужден был хранить молчание.
«Что будет с ним, если я не выдержу испытания и умру?» И снова она почувствовала, как ее наполняют сомнения.
Чани помогла старой Преподобной матери сесть на ступеньку под акустическим сводом и вернулась к Стилгару.
— Мы ничего не потеряем, если Джессика потерпит поражение, — сказал Стилгар. — Тогда Чани, дочь Льета, будет посвящена в Сайадины. — Он отступил в сторону.
Из глубины акустического свода до них донесся голос старой женщины, ее хриплый шепот:
— Чани вернулась из своего хайра. Чани видела Воды. Толпа согласно ответила:
— Она видела Воды.
— Я посвящаю дочь Льета в сайадины, — прошептала старуха.
— Она принимается, — ответила толпа.
Слова церемонии едва доходили до сознания Пола. Он все еще был сосредоточен мыслями на том, что было сказано о его матери. «Что, если она потерпит поражение?»
Он повернулся и посмотрел на ту, которую называли Преподобной матерью, изучая высохшее лицо старухи, ее бездонные глаза густо-синего цвета. Казалось, ее может унести легкий порыв ветра, но все же было в ней нечто, указывающее на то, что она могла бы пройти тропой кориолисового шторма и выйти из него неуязвимой. Она излучала тот же ореол властности, что и Преподобная мать Гайус Хелен Моахим, которая испытывала его мучительной болью с помощью Гом Джаббара.
— Я, Преподобная мать Ромалло, чей голос говорит, как множество голосов, объявляю вам, — сказала старая женщина, — что Чани становится сайадиной.
— Решено, — отозвалась толпа. Старая женщина прошептала.
— Я даю ей серебряные небеса и золотую пустыню, сверкающие скалы и зеленые поля, которые будут. Я даю все это сайадине Чани. И если она забудет, что она слуга всех нас, да падет на нее тяжкое наказание, содержащееся в этой Церемонии Семени! Да будет это непреложным, как непреложно то, что Шаи-Хулуд получит вот это! — Она подняла высохшие коричневые руки и снова уронила их.
Джессика чувствовала, что церемония смыкается вокруг нее все плотнее, отрезая путь к отступлению; она встретила вопросительный взгляд Пола и начала готовиться.
— Пусть выйдут вперед Хозяева Воды, — сказала Чани, и лишь легкая дрожь неуверенности послышалась в ее девичьем голосе.
«Теперь, — поняла Джессика, — наступает самый ответственный момент». Это ощущалось в особом внимании толпы, в глубокой тишине вокруг.
По открывшемуся в глубине проходу двинулась из глубины пещеры процессия мужчин. Они шли парами, и каждая пара несла маленький кожаный мешок размером с половину человеческой головы. Мешочки были обильно смазаны.
Те двое, что шли впереди, сложили свою ношу у ног Чани и отступили назад.
Джессика посмотрела на мужчин, потом на мешки. Капюшоны мужчин были откинуты, открывая длинные волосы, уложенные на затылке в узел. Темные глаза смотрели на нее в упор.
Джессика ощутила распространяемый мешочками запах корицы. «Спайс?» — спросила она себя.
— Там вода? — спросила Чани.
Хозяин Воды, стоявший слева, — человек с багровым шрамом на переносице — кивнул.
— Там вода, сайадина, — сказал он. — Но мы не можем ее пить.
— Это семя?
— Там семя.
Чани встала на колени и положила руки на мешочек.
— Будь благословенна вода и будь благословенно семя.
Ритуал был хорошо знаком Джессике, и она обернулась к Преподобной матери Ромалло. Глаза старой женщины были закрыты, а голова опущена на грудь, как будто старуха спала.
— Сайадина Джессика, — сказала Чани. Джессика обернулась и посмотрела на девушку.
— Ты подвергалась испытанию благословенной Водой? Прежде чем Джессика успела ответить, Чани продолжала:
— Ты не могла быть подвергнута испытанию благословенной Водой. Ты — пришелица извне.
По толпе прошел вздох, а от движения плащей поднялся ветерок, пошевеливший волосы Джессики.
