Фрэнк Херберт - Дюна

— Никогда не прощать! Никогда не прощать!

Но внимание Джессики было переключено на открытие Воды Жизни, на создание ее источника: жидкости, выделяемой умирающим песчаным червем-Создателем. И когда она своей памятью увидела сцену его убийства, у нее перехватило дыхание…

— Мама, как ты себя чувствуешь?

Голос Пола нарушил ход ее мыслей, и она вышла из состояния внутреннего созерцания, сознавая свой долг перед сыном и в то же время негодуя на то, что ей помешали.

«Я подобна человеку, чьи руки онемели и ничего не чувствуют с самого рождения, пока дар свыше не влил в них силу».

Мысль эта задержалась в ее сознании, завершая процесс:

— Я говорю людям: смотрите! У меня есть руки! Но мне говорят: «А что такое руки?»

— Как ты себя чувствуешь? — повторил Пол свой вопрос.

— Хорошо.

— Можно мне это пить? — он указал на мешочек в руках Чани. — Они хотят, чтобы я это выпил.

Она уловила скрытый смысл его слов и поняла, что он догадался, каким был яд до изменения, и беспокоился о ней. И тут Джессика подумала, что способности Пола имеют границы: его вопрос сказал ей о многом.

— Ты теперь можешь это выпить, — сказала она. — Он изменен. — И она посмотрела на Стилгара, который не сводил с нее глаз.

— Теперь мы знаем, что ты не могла не оказаться настоящей, — сказал Стилгар.

Она поняла скрытый смысл сказанного, но одурманивающее действие наркотика притупило ее чувства. Как тепло и приятно! Как благородно со стороны Свободных ввести ее в такие контакты!

Пол понял, что наркотик продолжает оказывать действие на его мать. Он поискал в своей временной памяти возможное будущее. Это походило на обзор мгновений времени, беспорядочных, не имеющих временной последовательности.

Что касается наркотика, то он мог получить знание, мог понять, какое действие он оказывает на его мать, но знание это было лишено системы.

Он внезапно понял, что видеть прошлое, находясь в настоящем, — это одно, однако истинная задача предвидения — видеть прошлое в будущем. Видение упорствовало, не будучи тем, чем казалось.

— Выпей это, — сказала Чани и поднесла ему мешочек.

Пол выпрямился и посмотрел ей в глаза. Он почувствовал, как напряжение сгустилось вокруг него. Он знал, что с ним случится, если он выпьет этот спайсовый напиток. Он вернется к видению чистого времени, он вознесется на головокружительную высоту и должен будет преодолеть бесчисленные трудности.

Из-за спины Чани Стилгар сказал:

— Пей, мальчуган, ты задерживаешь ход обряда. Тогда Пол обернулся к толпе и услышал крики:

— Хвала Муаддибу!

Он посмотрел на мать. Она, казалось, мирно спала, застигнутая сном там, где она была, и дыхание ее было спокойным и ровным. В памяти его всплыла фраза из будущего, бывшего его одиноким прошлым: «Она спит в Воде Жизни».

Чани потянула его за рукав. Пол поднес горлышко к губам и услышал крики толпы. Чани нажала на мешочек, жидкость хлынула ему в горло, и он почувствовал головокружение.

Чани взяла у него мешочек и, нагнувшись, передала его в руки людей. Его взгляд сосредоточился на ее предплечье.

Заметив направление его взгляда, Чани сказала:

— Я могу оплакивать его, даже напоенная счастьем Вод: это он дал нам такой дар. — Она взяла его за руку и повела прочь с возвышения. — Мы с тобой схожи в этом, Узул: каждый из нас потерял из-за Харконненов отца.

Пол пошел за ней. У него было такое ощущение, словно его голова отделилась от туловища, а потом вернулась на место измененной.

Они вошли в узкий коридор, стены которого были слабо освещены. Пол почувствовал, что наркотик оказывает на него свое действие, освобождая Время, словно запертый поток. Когда они повернули в другой темный туннель, ему пришлось опереться на руку Чани. Упругость и легкость ее тела, ощущаемого сквозь ткань стилсьюта, заставляла сильнее биться его сердце.

Он попытался сосредоточиться на ней, но прошлое и будущее срастались с настоящим, затеняя ее образ. Он видел ее на бесчисленных путях.

— Я знаю тебя, Чани, — сказал он. — Мы сидели под уступом, и я разгонял твои страхи. Мы ласкали друг друга. Мы… — Он обнаружил, что утрачивает остроту зрения, и потерял равновесие.

Чани помогла ему выпрямиться и, откинув желтые занавеси, ввела его в свое жилище. Там были низкие столы, подушки, ложе под оранжевым пологом.

Пол осознал, что они стоят, а Чани смотрит ему в лицо и взгляд ее внешне спокоен, хотя и выдает ужас.

— Скажи мне… — прошептала она.

— Ты — сихайя, весна пустыни, — также шепотом ответил он.

— Когда племя принимает Воду Жизни, — сказала она, — все мы… делим ложе. Я могу представить любого из остальных рядом с собой, но только не тебя.

— Почему?

— В тебе есть что-то пугающее, — сказала она. — Я увела тебя от остальных потому, что чувствовала, — таково их желание… Ты давишь на людей. Ты заставляешь нас… видеть.

Он с трудом выдавил из себя:

— Что ты видишь?

Она посмотрела на свои руки.

— Я вижу ребенка у себя на руках. Это — наш ребенок, твой и мой. — Она дотронулась рукой до его губ. — Когда я успела узнать каждую твою черту?

«У них мало способностей, — подсказало ему его сознание. — Но они подавляют и их, потому что способность видения вызывает в них ужас». Он заметил, что Чани дрожит.

— Что ты хочешь мне сказать? — спросил он.

— Узул…

— Ты не можешь изменить будущего. — Его захлестнула жалость к ней. Он притянул ее к себе, погладил по голове.

— Чани, не надо бояться.

— Узул, помоги мне! — закричала она.

Едва она выговорила эти слова, как он почувствовал, что действие наркотика закончилось.

— Ты так спокоен… — сказала Чани.

Пол почувствовал себя в центре, на оси, вокруг которой вращается мир, в котором была Чани.

— Нет другого мира для мира, — сказал он.

— Ты плачешь, Узул? — изумилась Чани. — Узул, сила моя, ты даешь влагу мертвым?! Каким?

— Тем, что еще не мертвы, — сказал он.

— Тогда пусть наступит для них время Жизни! Сквозь наркотик он почувствовал правоту ее слов.

— Сихайя!

Она взяла в свои ладони его лицо.

— Я больше не боюсь, Узул. Посмотри на меня.

— Что видишь ты?

— Я вижу, как мы дарим любовь друг другу — это то, что мы с тобой собираемся делать.

— Ты сильная, Чани, — прошептал он, — Останься со мной…

— Навсегда, — сказала она и поцеловала его в щеку.