— Вы уже заплатили. И заплатите куда больше, если снова проявите неповиновение.
В клубах пыли всадники умчались в сторону следующей деревни.
— Что он сделал с тобой? — спрашивала мальчика мать, и спрашивали двух девочек — совсем кроху и подростка в другой деревне, и схожими были ответы:
— Он прикасался ко мне, что-то говорил тихо-тихо. Мне было спокойно…
Колодцы вырыли новые. Смерти прекратились. Когда мимо окна пролетала черная птица, люди закрывали глаза и старались унять невольную дрожь.
Если у кого-то и были сомнения, что молодой наместник не человек, ныне их не осталось.
* * *
Два месяца прошло, прежде чем Аоки стал походить на себя прежнего. Хину окружила его заботой, трудилась, словно пчела, похудела вконец, извелась — как бы кто не прознал, что скрывает беглого, и в деревне ее вид уже вызывал сочувствие, расспрашивали, что стряслось. Девушка врать умела плохо — да и что соврешь? Про деда разве, так подобным враньем можно и впрямь беду накликать. Вдруг помочь захотят, к перевалу поднимутся? Отговаривалась мелочами.
С Аоки поначалу держала себя свободно — человеку здоровье вернуть надо, а не девичий стыд показывать. А потом, как поправился и помощником деду стал, снова смущение чувствовала, если тот с ней заговаривал.
Хину рассказала ему обо всем, о том, что в город ходила, пыталась о судьбе Аоки узнать; скрыла только одно — что пыталась пробиться к наместнику. Аоки поначалу был изумлен, потом рассердился. Потом задумался. И день ото дня ходил все мрачнее. Будто, напомнив про город, девушка произнесла запретное слово.
Только и думал, что о друзьях по шайке, вспоминал Суори, который ради мести пересек полстраны.
— Я… должен уйти.
— Нет, — прошептала Хину, глядя в угол. — Я не хочу… не уходи.
— Ты не понимаешь… я же вернусь.
— Нет. Ты не вернешься. Я все понимаю. Ты остался в живых тогда… но больше он тебе не позволит.
— Хину…
— Ты хочешь убить его, — голос тихой, послушной Хину обретал силу — вот так в горах поднимается ветер, который опрокидывает камни. — Оставь эти мысли. Я не могу потерять тебя снова.
— Хину…
— Я знаю тебя! Ты не успокоишься. За всех… за Суори… за соль эту проклятую!
— Суори умер так, как сам хотел — в схватке, — сухо ответил Аоки. — Да и за других… мы все заслужили, по правде сказать. Смерть я бы принял. Но он даже в этом мне отказал… у меня свои причины, Хину, и о них тебе незачем знать. А за меня не бойся. Ты знаешь, сил у меня много. И ловкости, — глаза вспыхнули зелено-желтым огнем, словно у рыси, лицо побледнело. Он невольно двинул правой рукой, будто сжимая нож.
Хину сквозь слезы смотрела на него, качая головой.
— Я его видела как-то… Я потеряю тебя, вот и все. У него стража…
— Меня не смогли удержать в копях. Что мне какая-то стража?
— Лучшая… Ты не уйдешь живым, если он увидит тебя. А ты ведь хочешь что-то сказать ему, не только ударить. Я понимаю.
— Хину… Моя звезда счастливая. Мне всегда везло.
— Везло? — она почти закричала. — Избави Творец от такого везения! Чем ты гордишься? Тем, что, может быть, судьба позволит убить его? Я много думала, Аоки, я понимаю — на нем держится Окаэра. Он поднял ее из грязи. Пусть он жесток, пусть он оборотень — его смерть, как обвал, вызовет страшное. Я хочу жить спокойно, растить детей — а беспорядки начнутся, и нельзя будет знать, что ожидает завтра. Даже в горах, Аоки! Меня защищали только люди Ёро.
— Не говори лишнего. Я же сказал, вернусь. Мои дела не касаются женщин.
— О, да! Я только женщина, а у тебя кровь горячая. Я не могу стать между вами. Но я далеко вижу. Я всегда любила тебя. Но ты снова оставишь меня… навсегда.
Хину села — спина прямая, по лицу катятся слезы. Тяжело было ему это видеть, но дела Аоки и впрямь не касались женщин. Если не объяснить так, чтобы поняла — что же, уйдет без объяснений.
* * *
Аоки собирался неторопливо. Особенно тщательно скрыл волосы под широкой полосой серой ткани. Вряд ли помнят, но все же… На умоляющие взгляды Хину внимания не обращал. Все уже выяснили, нечего душу друг из друга вынимать. Собравшись, повернулся спиной к хижине и зашагал к перевалу. Знал, что в огромном долгу перед теми двумя, глядевшими ему вслед. Но другой долг нужно было уплатить первым.
На полдороге кольнуло что-то под сердцем — ведь бросает девчонку и старика. Может, стоило поначалу их жизнь обеспечить? Но горячая кровь текла в нем, и ждать не умел. Слово себе дал — если вернется, они не будут нуждаться ни в чем.
В городе по сторонам не оглядывался, запретил себе чрезмерную осторожность. Если от каждой тени шарахаться, толку не будет. Все окна, дверные проемы и арки казались зрячими. Каждый камешек мостовой усмехался — «я все про тебя знаю»!
«Ничего ты не знаешь», — думал Аоки, косясь рысьими злыми глазами. В городе оживленно было — пришло сразу несколько торговых кораблей, из предместий стекались жители.
Дом наместника отыскать труда не составило. Сумерек дождался, присмотрелся внимательней — вечерняя дымка не мешала Рысенку охотиться за добычей. Хмурым стало лицо — охрана хорошая. Снова жизнь ему вызов бросала; дважды он победил — с Островка выбрался и сумел из копей бежать. Да неужто в третий раз не посчастливится?
Однако пробраться в дом нечего было и думать. Аоки дошел до реки, нырнул в протоку. Там, где вода почти подходила к дому, стена была невысока. Строили так, чтобы не мешать хозяину любоваться с террасы рекой и горами. Аоки следил за домом из камышей. Скоро знакомую фигуру увидел — темная, она промелькнула по ступеням террасы — в дом. И весь последующий день Аоки почти не вылезал из реки. Возможно, охрана даже видела легкое шевеление в камышах, но сочла движением утки или выдры. Все, что нужно, он сумел разглядеть. Понял — живым и впрямь не уйти. Единственное место, где можно настичь своего врага, — это сад, а там охрана поблизости. Метательный нож был бы лучшим оружием, но Аоки бросать ножи не умел и не хотел, чтобы так — удар неизвестного.
* * *
Господину Окаэры все еще не прискучила живая забава — мальчишка-актер. Всю зиму он держал Айхо в домике на окраине, лишь с началом весны позволив принимать участие в представлениях.
В этот день он возвращался из театра после старинной пьесы, где Айхо играл женскую роль — круглолицая девушка-фея вышла очаровательной.
Шин заметили силуэт на том берегу реки, как человек ни таился. Опасности пока не было — за ним следили. Доложили господину, упомянув — у него светлые волосы. Вздрогнул — потом отдал приказ: пусть делает, что задумал. Не показывайтесь на глаза. Пусть…
— Что с вами? — сбитый с толку управляющий чуть отшатнулся: темная летящая звезда, Йири промчался мимо, оглянулся — на лице радость, какое-то шальное веселье. «Мальчишка», — впервые подумалось управляющему, хотя не один год прошел — и не возникало подобной мысли.
