А когда один на один с приборами или перед листком бумаги — сильней и смелей Кадмича нет.
Извлечения из теории Радия Тюрина.
Движение и преобразование тел и их систем, течения всех процессов в мире — осуществляются по п. н. д. (принципу наименьшего действия). В согласии с ним текут реки, падает и разбивается выпущенный из рук стакан, пробивается сквозь асфальт растущая трава, планеты приобретают, формируясь, именно шарообразную, а не иную форму, летят в пространстве по эллипсоидным спиралям, а не мотаются по произвольным траекториям. Принцип сей отвечает на все умозрительные вопросы «почему так, а не…?» — потому что именно такое преобразование требует от материи наименьших действий, минимального расхода энергии.
Это по физике. По теории вероятностей преобразования по п. н. д. всегда наиболее вероятны. А по теории информации, третьей общей науке, принцип наименьшего действия суть признак наибольшего сходства между соседними в пространстве-времени (то есть мгновенными) образами материального волнения. Цепочку таких наиболее похожих мы и различаем как трехмерный движущийся и меняющийся образ — реальное тело.
Но… но! — нет оснований ограничивать мир (особенно если в нем присутствует разум — сила, превращающая возможное в реальность) только четырьмя измерениями: три пространственных +время. Принцип наименьшего действия — наибольшего сходства — равноприменим и к пяти-, шести, к n-мерным континуумам, ему все равно. А это значит, что — совершенно подобно тому, как движущееся тело может свернуть (или его можно повернуть) в пространстве — оно может свернуть и по пятому, шестому… по n-му направлению континуума. Мы не наблюдаем такого потому, что движения и процессы в нашем вещественно-полевом мире заданы страшным напором потока времени; они «текут» в нем, относительные скорости их ничтожны по сравнению с его скоростью, скоростью света. Но это не означает, что такие «повороты» невозможны в принципе.
Какие тела наиболее способны к вневременным поворотам? Конечно, живые, активные. Для них ведь и п.н. д. не неумолимо-железный закон, а лишь наиболее вероятный путь движения и развития (та самая н. в. линия); отклонения от него хоть и менее вероятны, но вполне возможны. Мертвые тела падают, катятся под гору — живые же могут и подняться в гору, прыгнуть вверх… и вспрыгнуть на что-то.
Проще всего это объяснить на примере феномена четырех собак. Для них — для всех, собственно, подопытных собак в камере южноамериканского эмоциотрона — дальнейшее существование в нашем направлении времени (в плену ощетиненных электродов и ужасных комплексных воздействий) было не по п. н. д., не под горку. Оно им, попросту сказать, было не в жилу. А свернуть в пространстве (удрать из камеры) невозможно. Четырем псам из четырех тысяч повезло: приблизились цепочки их сходств в иных измерениях, ПСВ — они и дернули по ним. Важную роль в этом сыграла электронная машина; она почувствовала каким-то комплексным, множественным резонансом приближение полосы и, видимо, уменьшила энергетический барьер между соседними линиями н. в. и н. д.; без нее и эти четыре собаки сбесились бы — и все.
Для людей, обосновывал Кадмич, переход по Пятому (так мы стали обобщенно именовать все измерения сверх четырех физических, ибо им несть числа) облегчает наличие у них вариантного мышления. Что есть все наши планы, прикидки, как поступить или сказать, оценка возможных последствий… да и воображение, мечтания — как не попытки осмотреться и ориентироваться в п-мер-ном пространстве? «Я мыслю — следовательно, я существую… не только в пространстве — времени», — развил Тюрин известный тезис.
Роль же электронной машины в этом деле именно та, что в ней с большим быстродействием просчитываются, моделируются, сравниваются множество вариантов, возникших в ее «мозгу» от исходных данных, полученных от окружающей среды «впечатлений». С большим быстродействием, вот что главное — для нас как бы все сразу, сейчас. Если эти варианты не умозрительны, моделируют, скажем, меня в участке окрестного мира — и если при этом извне, из n-континуума, подвалит цепочка моих сходств, то машина, предсказал Тюрин, должна отозваться на это особым поведением.
…Первое подтверждение теории было вот какое: Тюрин подошел к Кепкину с журналом, где был русский перевод статьи из «Ла вок де текнико»:
— Гер, раз уж ты у нас знаток испанского, проверь, будь добр, по первоисточнику. По-моему, в этом месте, — он отчеркнул карандашом, — кое-что пропущено. Там должно быть не только, что персептрон-эмоциотрон еще десятки секунд «чувствует» присутствие исчезнувших собак, но и что потребление энергии им в это время резко падает.
— Хорлошо, — тот пожал плечами, взял журнал. — Завтрла.
На следующее утро он подступил к Кадмию Кадмичу с большими глазами:
— Ты что — рлазыгрлывал меня или знал?!
Действительно, переводчики (или редакторы журнала) выбросили фразы о том, то в моменты исчезновения собак машина работала, практически не потребляя ток от сети. Слишком уж то место показалось им забористым, покушающимся на закон сохранения энергии: откуда же энергия притекала, от собак?!
А по Тюрину так и должно было быть: поворот подопытного существа по ПСВ с последующим движением в новом русле наименьших действий и наибольших вероятий, в русле причин и следствий — был для машины как бы спуском с перевала; энергетически она уподоблялась катящемуся под гору троллейбусу.
Вот такой он в полный рост, Радий Петрович Тюрин, который здесь-сейчас, осторожно пробираясь между столами, приближается ко мне — и тоже с журналом в руке. Я присматриваюсь: красно-черная обложка, английское название — нет, это не «Ла вок де текнико», а «Джорнел оф апплайд физик» — журнал прикладной физики.
— Алеша, ты занят?
Ох, не с добром он явился, чувствую. Я еще после беседы с Ураловым не пришел в себя, сейчас он подбавит…
Колеблюсь — и разветвляюсь в ортогональных ответах:
— Занят!
— Нет, а что?
Вариант числителя: Тюрин смешивается, отступает с виноватой улыбкой:
— Ага… ну, хорошо. (Чего хорошего?!) Тогда я потом… — поворачивается к выходу. Минуту стоит около техника Убыйбатько, смотрит, как тот орудует паяльником. Но Андруша не обращает на него внимания, — и Кадмич пробирается к двери, перекладывает журнал из правой руки в левую, открывает дверь и мягко закрывает ее за собой.
Мне неловко и досадно на деликатность Радия. Чего он так: «Ты занят?..» Вот Кепкин не интересуется, занят или не занят, сразу бьет по плечу. Чего он приходил-то, статью какую-то хотел обсудить, что ли?..
