Эта тема разработана и передана московским фантастом необыкновенно точно и с психологической, и с философской точек зрения. «Толкование сновидений» по сравнению с «Законом Фронтира» звучит более глубоко. Видимо, за счет того, что главный герой здесь явно взрослее — не столько по биологическому возрасту, сколько, как говорится, по жизни. «Панковская начинка» из него фактически улетучилась. Кроме того, усилилась тяга к фантастическому минимализму. В первых четырех романах Дивова фантастический антураж цветет пышным цветом: зомби,
порталы в иные края, звездолеты… «Закон Фронтира» в этом отношении гораздо лаконичнее. Здесь фантастика обеспечивает занимательность сюжета и правдоподобие мира всеобщей разрухи. Ее, по большому счету, кот наплакал. «Выбраковка» еще того «скупее» на фантастический элемент. Но «Толкование сновидений» в этом ряду — бесспорный лидер. От мэйнстрима роман отделяет несколько прозрачных фантастических условностей. Время действия (2020 год). Выдуманные Дивовым экзотические виды спорта. Почти паранормальные способности центрального персонажа. Но в общем, это именно условности, а не полновесное фантастическое допущение. Был, кстати, здесь определенный риск — лишиться части традиционной аудитории. Риск оправданный. Оно того стоило: навороты каких–нибудь натужно выдуманных «чудес» только отвлекли бы читателя от основного содержания книги.
Роман был удостоен премии критиков «Филигрань–2001» и Серебряного Кадуцея на харьковском конвенте «Звездный мост–2001». До настоящего времени это самая сильная в художественном отношении вещь Дивова. И, наверное, самая философичная, несмотря на внешнюю простоту.
Повесть «Предатель» (2001) написана была с явно пародийной целью. Олег Дивов пробовал свои силы в стиле фэнтези, имея к нему, как и многие матерые НФ–щики априорно ироническое отношение. Однако в итоге вышла серьезная вещь, полностью укладывающаяся в рамки жанра городской фэнтези, получившего у нас распространение во второй половине 90–х.
Собственно, самое важное в повести — ситуация выбора. Главный герой, боевой маг Дима, поставлен в затруднительное положение не только и даже не столько обстоятельствами материальными. Гораздо сложнее нравственная сторона проблемы. Да, воюя против эльфов, он становится на сторону слабейших. Но все–таки — не безнадежно слабых. Да, он рискует прослыть предателем. Но для него самого это не особенно важно. Да, ему придется поставить на кон собственную жизнь. Но Дивов собрал этого героя из таких составляющих, что его решение фактически предопределено, и читатель заранее знает: парень не испугается. Не из таковских. Хуже всего другое: из двух противоборствующих сторон лучшему на Земле боевому магу Диме ни одну не хочется признать своей. Эльфы вроде бы чуть получше, «посветлее», на худой конец, от них «вреда меньше». Во всяком случае, до грядущего массового вторжения из Иррэйна — материнского мира. Но они «холодны, жестоки, высокомерны и просто звери в вопросах чистоты крови». Ко всему прочему, люди для них — низшая раса. Орки представляют собой армию «ворья, убийц, грабителей, а по совместительству еще и насильников»… «массовый геноцид и Вторую мировую на Земле учинили именно два полуорка». К кому присоединился в конечном итоге центральный персонаж повести? Формально — ни к кому, стал своего рода третьей стороной, но фактически — к оркам. Эти, последние, прежде всего безопаснее для него самого и для всех людей, вместе взятых. Причем безопасность означает в данном случае не безобидность, а более ограниченный диапазон возможностей угнетать. Орки и их потомки — проще, слабее, тупее эльфийской стороны. А значит, они не способны по–настоящему сильно ограничить личную свободу главного героя… Ну и людей вообще — на втором плане. Очевидный вывод: выбирать надо всегда тех, у кого нет шансов стать твоими господами.
Сам этот выбор трактован чуть ли не прямо противоположно аналогичной ситуации, с добротной регулярностью появляющейся на страницах сериала Сергея Лукьяненко, начатого романом «Дневной дозор». У Лукьяненко главный герой выбирает этику поведения из вариантов, оставленных для него миром. У Дивова центральный персонаж намного прагматичнее: для него единственно верной является та этика, которую он сам диктует миру. Остальное — досадное искажение…
В 2002 году повесть «Предатель» была удостоена премий «Бронзовый Роскон» и «Сигма–Ф».
После нее появились роман «Саботажник» (2001) и рассказ «Закон лома» (2002), ознаменовавшие возврат Дивова к НФ. К настоящему времени «Закон лома» — последнее произведение московского фантаста.
Стиль письма Олега Дивова включает как постоянные, так и постепенно трансформирующиеся элементы.
В числе первых из них — стремление к динамике, к сохранению внутреннего драйва. Его романы почти лишены длинных описаний. Подобная краткость характерна также для архитектоники предложений Дивова. Писатель предпочитает предложения короне двух строк. Рубленые, если угодно. Эта «рубленость» не похожа на манеру, выработанную «четвертой волной» нашей фантастики в 80–х. Тогда считалось хорошим тоном писать с большим количеством назывных и безличных предложений, которые по определению не могут быть длинными. Дивов использует предложения полного состава, но старается избегать сложносочиненных и сложноподчиненных конструкций, обилия дополнений, не наворачивает бесконечные ряды эпитетов к одному определяемому слову. Средняя длина предложения в трилогии «След зомби» — 11 слов, в «Законе Фронтира» — 10—11 слов, в «Толковании сновидений» — 9 слов, в «Предателе» — 8 слов, в «Саботажнике» — 8 слов. В романе «Толкование сновидений» Дивов усиливает драйвовый элемент за счет закавыченных диалогов — других там просто нет. Еще одно орудие подобного рода усиления — сюжет, в котором так или иначе смещены, перебиты временные планы. В том же «Толковании сновидений» это сделано исключительно удачно, а в «Законе фронтира», возможно, чуть переусложняет изложение сверх необходимого. В «Выбраковке» введен условный «внешний наблюдатель» (Иван Большаков), т. е. приводится мнение о происходящих в романе событиях, высказанное как бы со стороны через несколько десятилетий после основного действия книги. Ход — сильный и выигрышный, придающий тексту стереоскопичность. Кроме того, если бы текст был отягощен оговорками и комментариями, необходимыми по логике автора и вынесенными во вступление «От публикатора», то роман проиграл бы в драйве очень много. В «Толковании сновидений» сделан еще один эксперимент и, в общем, его также надо отнести на счет стремления удержать «высокий темп» — весь текст написан в режиме «реального времени».
