Да, именно так и говорил Кларк. Что вы погибли.
Кто это — Кларк?
Кларк — инженер-конструктор космической техники, — ответил Адаме, — Спит и во сне видит чертежи и графики Он со своей командой осмотрел ваш звездолет, после чего они построили графики динамического приложения сил. По их расчетам выходит, что вы неминуемо должны были погибнуть, находясь внутри корабля. Что от вас должно было остаться, образно говоря, мокрое место.
Просто потрясающе, — удивился Саттон. — И все это с помощью расчетов?
И Андерсон сообщил мне, что не считает вас человеком.
Ну, для такого вывода достаточно было взглянуть на корабль.
Адаме кивнул:
Конечно. Ни пищи, ни воздуха. Вывод вполне логичен.
Саттон медленно покачал головой:
Ошибся ваш Андерсон. Если бы я не был человеком, только бы вы меня и видели. Да я просто бы не вернулся. Нет, Адаме, я тосковал по Земле, а вы ждали отчет. И я вернулся.
Однако вы, мягко говоря, подзадержались.
Я должен был все исследовать досконально, — ответил Саттон, — Вы ведь дали мне задание выяснить, опасны ли обитатели 61-й Лебедя, не так ли?
И что же?
Они не опасны, — ответил Саттон.
Адаме ждал объяснений, но Саттон молчал.
Наконец Адаме спросил:
И это все, что вы хотели мне сообщить?
Все, — ответил Саттон.
Адаме постучал по зубам кончиком трубки.
Мне бы очень не хотелось посылать еще кого-нибудь туда для проверки вашей работы, Саттон. В особенности потому, что я всех уверил в том, что уж вы-то постараетесь…
А туда бесполезно кого-либо посылать, — прервал его Саттон, — Больше туда никто не попадет.
Но вы же попали!
Да, я был первым, кто проник туда. И именно поэтому я стал и последним.
Такое впечатление, — холодно улыбнулся Адаме, — что вы просто в восторге от людей, что живут там.
Они не люди.
Ну хорошо, от тамошних существ.
Они даже не существа. Очень трудно объяснить, кто они такие. Если я скажу вам, как я их себе представляю, вы будете смеяться.
И все-таки постарайтесь описать их как можно точнее, — пробурчал Адаме.
Это… симбиотические абстракции. Вот самое точное определение, которое я могу дать.
Вы хотите сказать, что в действительности они не существуют?
Да нет, они существуют вполне реально. Они присутствуют, и об их присутствии можно догадаться. Оно ощущается столь же реально, как и то, что мы с вами сейчас видим друг друга.
И они разумны?
Да, они разумны.
И так-таки никто не может попасть туда?
Саттон покачал головой.
Послушайте, Адаме, а почему бы вам вообще не вычеркнуть систему 61-й Лебедя из ваших списков? Ну, забыть, что ли, что она существует? Уверяю вас, там нет никакой опасности! Они никогда не причинят человечеству никаких неприятностей, а люди просто не смогут туда попасть, вот и все!
Скажите, а как у них с техникой?
Нет у них никакой техники.
Тут Адаме резко изменил направление беседы:
Простите, Эш, напомните, пожалуйста, сколько вам лет?
Шестьдесят один, — ответил Саттон.
Ну, да вы еще мальчишка. У вас все еще только начинается. — Адаме повертел в руках трубку, — И какие у вас планы?
Никаких планов у меня нет.
Хотели бы по-прежнему работать у нас?
Это зависит от вас. У меня есть основание думать, что я вам не особенно нужен.
Мы должны вам за двадцать лет, — сказал Адаме довольно дружелюбно. — Деньги можете получить в любое время. А потом можете в отпуск уйти года на три-четыре. Почему бы вам не отдохнуть, дружище?
Саттон не отвечал.
Заходите еще как-нибудь, — предложил Адаме, — Поговорим.
Я не скажу ничего нового, — сухо ответил Саттон.
Я не настаиваю.
Саттон медленно поднялся.
Очень жаль, Эш, что я не вызываю у вас доверия.
Вы дали мне задание, — ответил Саттон. — Задание я выполнил. Отчет написал.
Да. Все правильно, — согласился Адаме.
Вы будете держать связь со мной? — спросил Саттон.
Да, конечно. Обязательно.
Взгляд Адамса был мрачен.
Саттон расслабился в кожаном кресле. Сорок лет будто стерлись из памяти. Все здесь было, как тогда. Даже чайные чашки те же.
Через открытое окно в кабинет доктора Рейвена доносились веселые молодые голоса. Студенты разбегались по аудиториям. Кончалась перемена. Ветер шумел в верхушках вязов. Саттон хорошо помнил этот шум.
Вдали зазвенел церковный колокол.
Доктор Рейвен подвинул чашку поближе к Саттону.
По-моему, я все сделал, как ты любишь. Три кусочка сахара и без сливок.
Да, все правильно, — удивился Саттон.
Еще помнит, подумал он. Хотя помнить — это ведь так легко. Мне, например, кажется, что я сам могу вспомнить все, что угодно. Как будто знания, словно старинные сервизы, стояли где-то на полочках и чья-то заботливая рука ежедневно стирала с них пыль все эти годы, пока я был там, в чужом, непривычном мире, и теперь можно снять это фамильное серебро с полки, вычищенное, сияющее…
На потолке играли отблески пламени, пылавшего в беломраморном камине.
Я думаю, — сказал Саттон, — вам все-таки интересно, зачем я пожаловал?
Во всяком случае, — ответил доктор Рейвен, — не могу сказать, что ты так уж удивил меня своим визитом. Все мои мальчики нет-нет да и заглядывают ко мне. И я страшно рад, когда меня навешают.
Честно говоря, сам не знаю, с чего начать, — взволнованно сказал Саттон.
Давай проще, — предложил старик. — Вспомни, как в старые добрые времена мы говорили часами и в конце концов докапывались до какой-никакой истины…
Саттон рассмеялся.
Да, профессор, конечно помню. Мы решали тончайшие проблемы теологии. Разбирали основополагающие аспекты сравнительной религии. Именно это и волнует меня сейчас, потому я и приехал. Ведь вы посвятили этому всю жизнь. О земных и инопланетных религиях никто на Земле не знает больше, чем вы. Удалось ли вам при этом сохранить свою собственную веру? Не возникало ли у вас искушения отказаться от земной религии?
Доктор Рейвен улыбнулся и поставил чашку на стол.
Я должен был быть готов к тому, что ты, как обычно, задашь мне какой-нибудь каверзный вопрос. Это в твоем духе.
Я не собираюсь вас долго мучить, — оправдывающимся тоном проговорил Саттон, — Я просто хочу узнать, не нашли ли вы в огромном количестве верований какой-нибудь религии, которая оказалась бы лучше, выше других?
Надо понимать, что ты нашел такую религию?
Нет, — ответил Саттон тихо, — Не религию.
Церковный колокол рее еще звонил вдалеке. В университетских коридорах наступила тишина. Перемена закончилась.
