На складе, который помещался в каменном одноэтажном строении на задворках ка-бе, неподалеку от огораживающей территорию стены, все было, казалось, как прежде. Тетки в белых халатах – правда, совсем не таких, как у архивных женщин, тонких, заминающихся, схватывающих форму тела – а в саржевых, плотных, отглаженных дома утюгом – сидели на расшатанных дерматиновых стульях и пили чай из покоричневевших стаканов. Но все равно Леник тут же почувствовал себя в своей тарелке, он начал болтать, посмеиваться, наклоняться к столу и передвигать там предметы одним пальцем.
Но, посмотрев на полки, Ленник невольно поморщился. Раньше на них помещались арифмометры с крутящейся сбоку ручкой, чернильные приборы с перьевыми ручками, чернильницами и пресспапье, тарелки для радиотрансляции, настольные лампы различных форм – от прикрытых выгнутым черным диском-абажуром на раскладывающейся подвеске, которые Леник называл «круглыми», до обычных – под зеленым стеклом, и даже светящиеся от вставленной внутрь лампы красные правительственные башни. Внизу обычно лежали отрешенной пахнущие сухими растениями рулону льняных тканей и связки пеньковых веревок. Анпилогов всегда с удовольствием впускал в себя эти запахи – нового, чистого, незаляпанного, только что с фабрики, с деревенских закромов.
И, что его удивило сейчас – ведь Ленник не ходил на склад уже с год, сюда заглядывали то Майка, то Уля – хоть на полках нынче стояли корпы различного назначения: и большие и маленькие, канцелярские, оповещательные, отопительные, холодильные и прочие, – на нижних полках еще сохранились эти самые «чернильные приборы» с массивными, закованными в бронзу кубическими чернильницами и те самые настольные лампы в виде правительственных башен.
Но абсолютно исчезли круглые рабочие лампы, а также рулоны тканей и связки веревок. И запахи ушли.
Правда, стол кладовщицы еще был покрыт выцветшей клеенкой в цветочек, на которой, правда, пристроился канцелярский мерзкого грязно-бежевого цвета корпик, но зато рядом с ним стоял чайник, стаканы и, главное, округлая, уже початая краюха ржаного хлеба, сероватая и ноздреватая на срезе и испускающая запах, который поразительно легко распространялся и заполнял это лишенное прежней жизни помещение.
Несмотря на всеобщее покрытие корпами, скрепки, карандаши, ластики и прочая мелочь со склада выдавались в отделы. Тетка удивилась, что сам начальник явился проверять, все ли в порядке с заказами:
– И, какой же вы аккуратный, Леонид Михайлович, другие вот и не заглянут, все сведения, если нужно, я им пересылаю через этот… корп – там же все в табличку занесено – и по общей отдельской магистрали. И все дела.
– Да, да… – пробормотал Леник, – а что у вас тут, свалочка-то раньше обреталась, можно было что-нибудь полезное для дома добыть – уголки, там, проволоки моток, бывало, и припой попадался, и детальки.
– Мусорка-то? – тут же встрепенулась кладовщица и даже улыбнулась, на всякий случай отвернув лицо от корпа, – Да деталек там этих было, когда все на ящики переводили – море! Правда, многое сразу пожгли, но кое-что осталось. Мусорку сейчас огородили, потому и входа не видать, но люди знают: нужно завернуть за угол, а там найти пятую по счету от угла доску, которая висит на одном гвозде – вот тебе и мусорка. Я вот тебе скажу: на кой все это нужно, ящики-то и так работают, без деталек, но мужики все равно на мусорку шастают – руки что ли чешутся?
Ленник пожал плечами, смущенно улыбнулся и отправился к дощатой ограде. Отодвинув доску, он увидел за кучей действительно сохранившихся грубо вырванных из аппаратуры блоков прочей непонятной дряни, нескольких мужчин, сидевших на корточках. Ленник с самым решительным видом направился к ним, по дороге с остервенением оттолкнув нагой кособокий почерневший ящик из неструганных досочек.
– А ты, начальник, зря так неуважительно, к этому… параллелепипеду, зря! – Проговорил один из сидевших на корточках – сухонький мужичок с торчащими над низким лбом в разные стороны жесткими непокорными прямыми волосами. Он это сказал очень зло, и сидящий рядом Пень прикрикнул на него:
– Ежик, поостынь! Леонид Михалыч тут просто за мной зашел, дела у нас. – Потом обратился к Леннику. – А ты, сотрудник Анпилогов, не топчись тут, присядь.
Пень чуть отодвинулся и освободил Ленику место рядом с собой, аппетитно звякнув распухшим портфелем, полных каких-то железок. Леник присел на корточки, крякнул, припомнив привычную позу еще с Ледострова, и слегка прислонился спиной к куче. Пень вытащил сигаретку из-за уха, протянул ее начальнику. Тот взял, неторопливо осмотрел, сунул в рот, но прикуривать не стал, мотал так – из одного угла рта к другому. Как ни странно, прямо напротив себя он увидел сподвижника академика Пеструхи Женю Патокина. Он дымил сигареткой и всеми силами делал вид, что совсем не знает Анпилогова. Четвертым оказался совсем мелкий паренек в очень потертом, прямо-таки проскобленном чем-то коричневом кожаном комбинезоне, больших, испачканных в земле белых перчатках. Рядом с ним лежало что-то напоминающее ржавое пожарное ведерко конусообразной формы, но с какими-то наплывами по бокам.
Заполошный Ежик все же решил взять реванш и бросил Ленику:
– Что снова к небу и к занебу потянуло? Не все еще топливо у народа уворовали? Мало людишек на Ледостровах извели?
Анпилогов поморщился и жевнул сигаретку.
– Брось, Еж, – Пень, вроде в шутку, но довольно грубо, зажал ему рот широкой ладонью. – Леонид Михалыч на Ледострове-то тоже попотел. И при самом Явиче состоял, так что ты его не кусай.
– Заметано, – неохотно пробурчал сосед, – только вот, – и снова в запальчивости он кинул резкий взгляд на Леника, – Только как теперь – без ящиков-то, и ракету не запустить, и танк не сработать, и огнемет не выдумать? Раньше-то ведь обходились…
Анпилогов решил сразу покончить с этим разговором, ему было недосуг, да и Пень нужен был позарез:
– Запускали и будем запускать! И неча балакать пресно!
– Э-эээ! – потянул Ежик.
– Повторяю – и будем! Ибо это и наука, и прогресс, и наша, скажем так, обороноспособность.
– Да-да-да, – подчеркнуто вежливо встрял Женя Патокин, – И главное – постный огонь двойного назначения!
– А я это все к тому говорю, – дотошно продолжал Ежик, – что же мы без ящиков теперь – и никуда? И – не запустить, и не пропустить – он щелкнул себя по шее, – и плита на кухне – они, и холодильник, только что – не баба. А то и эт-то, как его, придумают. А как ящиков не станет – куда же мы?..
Анпилогов начал злиться.
– А вы тут предполагаете их все сразу взорвать, и дело с концом! Ведь так, я вас правильно понял? – Ленник встал и, постарался хитро и понимающе улыбнуться, хотя как-то у него кольнуло под ложечкой, – Ну это вряд ли удастся, ведь корпотизация повсеместна, а распределенные структуры…
