И вы, Саттон, единственный человек, который стоит у нас на пути. Вы один мешаете осуществлению планов, рассчитанных на миллион лет!
Вам нужна судьба, — пожал плечами Саттон, — А судьба не принадлежит лично мне.
Вы человек, Саттон, — доверительно сказал Тревор. — Вы же человек! И я говорю с вами от имени людей.
Судьба, — ответил Саттон, — принадлежит всему живому. Не только людям, но любым — формам жизни.
Не обязательно, — сказал Тревор. — Вы единственный, кто знает об этом. Вы единственный, у кого есть факты. Вы можете все обернуть так, что обладателями исключительной судьбы станут люди, вместо того чтобы одаривать ею ползучую, летучую, квакающую тварь только потому, что она живая!
Саттон молчал.
Одно только ваше слово, — тихо сказал Тревор, — и дело сделано.
Она не сработает, — так же тихо ответил Саттон, — эта ваша система. Подумайте только о бесконечности времени, пространства, о тысячелетиях, которые, несмотря на бешеные скорости современных звездолетов, потребуются, чтобы преодолеть просторы Вселенной. Даже до ближайшей галактики безумно далеко, не говоря уже об остальных!
Вы все время забываете о том, — вздохнул Тревор, — что я вам говорил насчет умножения знаний. Дважды два — четыре, друг мой. А будет гораздо больше, чем четыре. При нормальной работе будет в тысячи раз больше, чем четыре.
Саттон медленно покачал головой.
Он понимал: Тревор прав. Знания и техника развиваются именно так.
Одно ваше слово, — уговаривал Тревор, — и война во времени закончится. Только одно слово, и безопасность человечеству будет гарантирована навечно. Человечеству не нужно ничего, кроме знаний, которые вы можете ему дать.
Это будет неправда, — ответил Саттон.
Это будет ложь во спасение!
А мне кажется, что для осуществления ваших планов вовсе не нужна идея исключительности судьбы.
Нам нужна идея, способная увлечь. Нечто, что может захватить воображение. Нечто важное, на что люди обратили бы внимание. Исключительность судьбы человека как раз то, что нужно!
Двадцать лет назад, — сказал Саттон, — я был бы с вами.
А теперь что вам мешает?
Сатгон повел плечами.
Теперь — нет. Теперь я знаю больше, чем знал двадцать лет назад. Двадцать лет назад, Тревор, я был человеком. Теперь я в этом не уверен.
Но мы еще не говорили о такой малости, как вознаграждение. Это само собой разумеется.
О нет, благодарю вас. Как только речь заходит о вознаграждении, тут же следом, откуда ни возьмись, появляется пистолет. А я хочу пожить еще, уж вы меня простите.
Тревор скатал шарик и запустил в чернильницу. Промахнулся.
Ну вот видите, и вы не застрахованы от промашек, — улыбнулся Саттон.
Тревор скатал еще один шарик.
Ладно-ладно, — процедил он сквозь зубы, — Продолжайте забавляться. Идет война. И мы ее выиграем. Чертовски трудно, но мы уж постараемся, будьте уверены. Это невидимая война, поскольку, как вы, надеюсь, понимаете, с виду в Галактике царят мир и спокойствие под управлением справедливого человечества. Мы и без вас справимся, Саттон, но с вашей помощью было бы, конечно, быстрее.
Вы не намерены меня задерживать? — удивленно спросил Сатгон.
Да сдались вы мне! Можете проваливать на все четыре стороны. Идите, бейтесь головой о стенку, пока не устанете. Уверяю вас, вам это очень скоро надоест. А когда надоест, придете к нам как миленький, сами попроситесь.
Саттон встал. Но что-то мешало ему уйти сразу.
Чего вы ждете? — сердито буркнул Тревор.
Я вот чего не могу понять. Книга когда-то и где-то написана. Этому факту уже по меньшей мере лет пятьсот. Как можно от этого отмахнуться? Если я соглашусь теперь написать ее иначе, как хотите вы, многое должно быть изменено!
Тревор захохотал.
Не волнуйтесь! Мы это предусмотрели. Допустим, в конце концов будет обнаружен оригинал вашей рукописи. Его можно очень легко и просто интерпретировать по нашему усмотрению. Все будет в порядке, мой милый, у человечества будет своя, исключительная судьба. А все недочеты объяснятся тем, что рукопись в течение долгого времени подвергалась значительным изменениям и редакциям. И даже вашим приятелям, андроидам, придется смириться и поверить, что все так и было, как мы говорим.
Умно, — обреченно проговорил Саттон.
И я того же мнения, — кивнул Тревор.
У выхода его поджидал какой-то человек. Он приветственно помахал рукой.
Одну минутку, мистер Саттон!
Да, в чем дело?
Видите ли, мы должны сопровождать вас.
Но…
Да нет, не беспокойтесь! Мы не будем вам мешать. Просто будем охранять вас, сэр.
Охранять меня?
Да, сэр. Команда Моргана, вы не забыли? Нельзя, чтобы они вас заполучили.
Вы просто не представляете, — вздохнул Саттон, — насколько совпадают наши интересы.
Ерунда, сэр. Нормальная работа. Я очень рад, что могу услужить вам. Так что не стоит благодарности.
Он отошел в сторону, а Саттон спустился по лестнице и пошел по усыпанной гравием дорожке к шоссе.
Солнце клонилось к закату. Обернувшись назад, он обвел взглядом стройные четкие очертания здания громадного офиса, где состоялась его беседа с Тревором. За ним никто не шел.
…Идти ему было некуда. Но он понимал, что оставаться здесь тоже бессмысленно. Лучше прогуляться, по пути подумать, посмотреть, не случится ли еще чего-нибудь.
Навстречу попадались люди, некоторые смотрели на него с нескрываемым любопытством. Сначала Саттон не мог понять, в чем дело, но потом догадался: дело в одежде. Он был одет как простой фермер двадцатого века: синие джинсы, застиранная клетчатая рубаха и тяжелые ботинки. Хотя по идее даже такой экзотический костюм не должен бы вызывать здесь сильного удивления. На Земле, которую посещают делегации со всех концов Галактики, в этом Вавилоне, где представители разнообразных цивилизаций трудятся в сотнях правительственных учреждений, где в рамках культурного обмена обучаются тысячи инопланетных студентов, где огромное количество дипломатов из разных уголков космоса, костюм не может вызывать ничего, кроме легкого любопытства.
К ночи, думал он, нужно будет найти какое-нибудь укрытие, какое-нибудь местечко, где можно отдохнуть и поразмыслить о том, как быть и что делать в этом мире.
Потом надо найти какого-нибудь андроида, который поверит мне и сведет с организацией андроидов.
Никто не говорил Саттону, что имеется такая организация, но он почему-то был уверен, что она существует. Она должна была существовать, чтобы вести войну во времени.
