— Вот именно. А что, если он ударит ребенка?
— Боже, Линда! Ты что — совсем меня не знаешь? Думаешь, я когда-нибудь вернулась бы к нему, если бы хоть на секунду могла предположить, что он на такое способен?
— Я просто спрашиваю. Когда он должен родиться?
— На Рождество.
Линда посчитала по пальцам.
— То есть ты на шестом месяце? А я-то думаю, чего это ты поправилась в талии в последнее время.
Тина улыбнулась.
— Просто порадуйся за меня, Линда. Я люблю его.
Линда вздохнула.
— Прости, но радоваться за тебя я не могу. Я, конечно, знала, что любовь ослепляет, но что она еще и лишает мозгов…
Пока Тина добралась до дома, уже пробило семь. Она пропустила автобус, и ей пришлось ждать следующего двадцать минут. Рик уже был дома, и она в радостном возбуждении открыла дверь.
— Прости, немного задержалась, — крикнула она, затаскивая свой чемоданчик в прихожую. — Пропустила автобус, и…
Она остановилась, увидев Рика в кухонном проеме с сигаретой в зубах.
— Я решил, что ты передумала, — заявил он обвиняющим, почти угрожающим тоном.
— Нет, конечно.
Она подбежала к нему и обвила руками за шею, уклоняясь от сигареты. Он не шелохнулся и продолжал неподвижно стоять. Она отстранилась и посмотрела на него.
— Мне правда жаль. Мы немного посидели с Линдой после работы, а потом…
Он оттолкнул ее.
— Ты была в пабе?
Тина почувствовала, как внутри шевельнулись первые ростки паники.
— Она хотела поговорить со мной. Мистеру Дженнингсу не нравится, когда мы болтаем на рабочем месте, и она предложила зайти в паб, а потом я пропустила автобус, — лихорадочно тараторила Тина, понимая, что говорит слишком быстро, выдавая свой страх.
— Не думал, что моей жене будет так сложно быть дома к ужину в первый же вечер ее возвращения, но, похоже, Линда важнее.
— Ужин?
Тина протиснулась мимо него на кухню.
Стол был накрыт на двоих: горели свечи, лежали аккуратно свернутые салфетки, а посредине в банке из-под варенья стояли ее любимые фрезии.
— Ну, давай скорее ужинать. Я умираю с голоду.
— Ужин в ведре.
Рик развернулся и пошел в гостиную, оставив ошарашенную Тину в одиночестве. Она опоздала всего на час, неужели он не мог подождать ее еще немного? Она присела за накрытый стол и окинула взором результат стараний мужа. Может, она и правда поступила эгоистично. Это был ее первый вечер дома, и Рик так старался. Может, он был прав: ей стоило прийти домой пораньше, проявить больше внимания. Может, это ей стоило приготовить ужин, а не ему. С колотящимся сердцем она прошла в гостиную и села рядом с ним на диван. Он не обратил на нее никакого внимания, продолжая читать газету.
— Рик, мне правда жаль. Прости меня, пожалуйста! — сказала она мягко.
Он положил газету на колени и повернулся к ней.
— Ты разочаровала меня, Тина, вот и все. Я думал, ты этого хочешь, но когда ты даже не считаешь нужным появляться вовремя, я уже, честно говоря, и не знаю…
— Ну, конечно, я этого хочу, Рик. Я хочу, чтобы мы втроем были семьей.
Ее подбородок задрожал, и голос оборвался.
— Тогда тебе следует проявлять больше участия и ставить меня выше своих подруг.
— Конечно, Рик, прости.
В одну секунду его настроение изменилось, он улыбнулся и положил руку ей на плечи.
— Вот и умница. Тогда как насчет сгонять в забегаловку за картошкой? Можешь начать хотя бы с этого.
Тина с облегчением выдохнула и поцеловала его в щеку.
— Конечно, я быстро. Ты пока просто поваляйся.
Позже, умиротворенно лежа в его объятиях, она с радостью подумала, что приняла правильное решение. В прежние времена ее опоздание взбесило бы Рика, и она поплатилась бы разбитой губой или синяком под глазом. На этот раз они спокойно обсудили это, никто не выходил из себя, Рик объяснил ей, в чем она была не права. Линда ошибалась: люди могут меняться.
— Тина?
— Да?
— Я хочу, чтобы ты завтра написала заявление об увольнении.
— Зачем? — удивилась она.
— Ну, у тебя через четыре месяца будет ребенок. У меня теперь есть нормальная работа, а у тебя, вероятно, еще сохранилась часть денег, которые ты у меня украла. Ну, те, что со скачек.
Слово “украла” несколько покоробило ее, но она подтвердила, что большая часть денег по-прежнему в банке. Она не собиралась безрассудно их транжирить, и тратила лишь на самое необходимое — еду и аренду.
— Значит, решено. Ты можешь продолжать работать в магазине по субботам, если хочешь. Тебе будет полезно иногда развеяться.
Тина плотнее прижалась к мужу, зарываясь в его руки, и подумала, какой он великодушный и благородный. Наконец-то он был готов взять на себя роль главного кормильца семьи, который станет поддержкой ей и ребенку. Она будет сидеть дома и заниматься хозяйством. Все будет просто прекрасно.
На следующий день Тина стояла в кабинете мистера Дженнингса перед его необъятным столом из красного дерева. Был конец рабочего дня, и ей не терпелось пойти домой. В одной руке она держала конверт и ритмично похлопывала им по другой.
— Что это, Тина?
— Заявление, мистер Джи, — сказала она, протягивая конверт.
— Я это не возьму, — отрубил он, сцепив руки перед собой.
— Боюсь, у вас нет выбора, — ответила она, бросая письмо на стол.
— Тина, ты моя лучшая машинистка, ты это прекрасно знаешь. Остальные тебе и в подметки не годятся. С чего вдруг?
— Ну, у моего мужа прекрасная работа, у нас немного денег отложено, и потом, я беременна.
— Ясно.
Мистер Дженнингс взял конверт и осторожно открыл его.
— И ты этого действительно хочешь?
Тина не знала, что ответить. Это была идея Рика, но она видела в ней здравый смысл. Как она будет одновременно присматривать за малышом и работать? Рик был прав. Она должна быть дома и ухаживать за мужем и ребенком.
— Да, мистер Дженнингс, — ответила она наконец.
Линду новость привела в негодование.
— Ты не можешь уйти! Я знала, что так и будет. Ты пять минут как вернулась домой, а он уже тобой манипулирует. Ты могла бы остаться хотя бы до рождения ребенка.
— Рик здесь ни при чем. Это моя идея.
Тине было неприятно, что Линда пришла к такому выводу, но еще больше ей было досадно от того, что Линда была права.
Она поспешно накинула пальто.
— Слушай, мне пора бежать. Не хочу опаздывать домой.
— Боже упаси, — хмыкнула Линда. — Давай, до завтра.
Тина твердо решила на этот раз вернуться домой раньше Рика и приготовить ужин к его приходу. Как оказалось, у нее было достаточно времени, чтобы испечь его любимый пастуший пирог, принять ванну и убрать дом. Когда пробило восемь, она начала беспокоиться. После бури, которую он поднял вчера, она думала, что он вернется вовремя. В девять она решила позвонить в депо и узнать, не задержали ли его на работе. Телефонистка Мэри ответила, что он ушел около пяти. Когда стрелка часов начала подкрадываться к десяти, Тина не находила себе места. Пастуший пирог засох, и ее начало одолевать отчаяние. При мысли о том, что с ним могло случиться что-то ужасное, ее пронизывал ужас — только не сейчас, когда они снова были вместе, когда у них появилось будущее. Она в сотый раз отдернула коричневые бархатные шторы — на улице никого не было, и ее сердце снова сжалось. Она взяла телефонную трубку, чтобы убедиться, что шли гудки. Не в силах усидеть на месте она вскочила и начала ходить из угла в угол, кусая ногти — привычка, от которой ей удалось избавиться много лет назад. Вдруг она застыла, услышав, как кто-то тихонько скребется во входную дверь, и бросилась в прихожую. На пороге, слегка пошатываясь, стоял Рик и пытался засунуть ключ в замочную скважину.
