мужественно и даже несколько простовато.
На следующем снимке – вся семья Хартов. Словно гусак с длинной шеей, худой, аскетичного вида
мужчина. Пристальный взгляд близко посаженных глаз холодно взирал на фотографа. Гордо посаженная
голова, выпирающий кадык. Рядом его жена – блондинка с тревожно вскинутыми вверх бровями.
Огромные темные глаза, увеличенные стеклами очков, озабоченно взирали со снимка. Она походила на
курицу-наседку со своими цыплятами. Налитое полное тело, второй подбородок и пухлые руки,
обнимающие младших сыновей, которые сидели по обе стороны от нее. Одному на вид года четыре – это
Тэд, а второму лет восемь – это Гарри. Оба они со своими семьями в тридцать девятом году поплыли на
пароходе в Англию и пропали без вести. Еще один мальчик, старший, мой отец, стоял рядом с мужчиной.
Темные круги под глазами, торчащие ушки и вскинутые, как у матери, брови.
– Семейство Харт. У них была небольшая ферма, которая, собственно, и кормила всех. Однажды
36
бабушка серьезно заболела, и ответственным за дойку коров дед назначил моего отца. Но одна, любимица
бабушки, никого не подпускала к себе, кроме хозяйки. Не отдавала молоко – и всё тут! Тогда отец
переоделся в платье бабушки, повязал на голову платок, надел очки и, копируя ее походку, подошел к
корове. Та, не заметив подмены, позволила себя подоить. Так отцу целую неделю пришлось изображать
бабушку, пока она не выздоровела.
Кэрол, улыбаясь, слушала меня.
– Отец рассказывал маме, что дед был социопат, не любил гостей. По натуре был молчалив и
категоричен. Даже жилье его отличалось аскетизмом. Бабушка откровенно боялась мужа и жила в доме
безликой тенью деда. Именно поэтому отец при первой же возможности, достигнув совершеннолетия, без
промедления покинул отчий дом. Дед был неплохим человеком, просто его мало кто был способен понять.
Ему было уютно наедине с самим собой.
Я перевернул страницу. Вот отец возле машины в рабочем комбинезоне из грубой ткани и кепке. А
здесь он с мамой, рядом я. Журналистка продолжила листать альбом с моими детскими фотографиями. Я
же раскрыл второй увесистый том биографии. Это были снимки Хелен, меня и Джима. На этом Хелен на
берегу реки. Наша свадьба. Какая она красивая! Я с нежностью провел пальцами по ее лицу на фото. В горле
пересохло. Пытаясь унять кашель, я поднес к губам салфетку и потянулся за чашкой недопитого чая.
Журналистка вдруг оживленно развернулась всем корпусом. Альбом был раскрыт на снимке, где мне
девять лет и я играю на стареньком, множество раз покрытом лаком пианино:
– Мистер Харт, сыграйте нам что-нибудь!
– Ни за что! Это для меня слишком интимное занятие. Играю под настроение и только наедине с
собой.
– Ну, хотя бы небольшой отрывок, пожалуйста! Это очень украсит фильм!
Я морщился и умолял не заставлять делать этого, признаваясь, что застенчив до отвращения к самому
себе. Понимая, что выгляжу, как девушка на первом свидании с изголодавшимся по женским ласкам
парнем. Кэрол не желала слушать моих объяснений, поэтому пришлось уступить. Я медленно переместился
к роялю. Устало снял очки, протер их бумажной салфеткой. Немного подумав, положил их на крышку рояля,
закрыл глаза, собираясь с мыслями, и решительно запустил пальцы в глубину клавиш.
Я извлекал из рояля чарующие звуки «Лунной сонаты» Моцарта. Через пару минут скованность
отпустила меня, и я подарил свою Душу звукам. Казалось, подо мной больше нет стула, пол под ногами
перестал существовать. Тело налилось покоем и невесомостью. И лишь когда отголосок последней ноты
покинул корпус рояля, я повернулся к журналистке.
За окном всё еще шел дождь. Уныло, не надеясь на отзывчивость прихожан, вдали зазвонили
церковные колокола. Марк приостановил съемку. Пощечины за окном звучали менее яростно и уже скорее
напоминали редкие поцелуи перемирия воды и камня. Пару минут мы просто слушали эти звуки природы. Я
первым нарушил затянувшуюся паузу.
– Предлагаю следующую съемку устроить вне дома. Например, в моей оранжерее, вы будете
изумительно смотреться на фоне цветов, – произнес, глядя за окно, и лишь после на вращающемся стуле
развернулся лицом к девушке.
– Отлично! Записываю адрес, – одобрила идею Кэрол, доставая блокнот из кейса.
Чай был допит. Журналистка подошла к окну.
– Дождь почти закончился, – голос ее звучал тихо и отрешенно.
Первым Чайный домик покинул Марк. Взвалив на плечо камеру, он степенно двигался к машине,
презрительно игнорируя редкие капли дождя.
Я с легким реверансом открыл перед смеющейся девушкой дверь, и мы вышли на веранду,
прилегающую к домику.
Мне всегда нравилось быть манерным по отношению к женщинам – подавать руку, открывать дверцу
авто, пододвигать стул. Иными словами, я был безнадежно старомоден, считая, что все эти милые приятные
мелочи абсолютно не сложно использовать в повседневной жизни. Но какой при этом благодарностью и
счастьем светятся глаза дамы, принимающей такое внимание! До глубины души огорчает, что рыцарство
кануло в лету.
Как любит говорить Том: «Женщину нужно брать обхождением и лихостью!» С последним у меня
наблюдались явные проблемы, но я с лихвой покрывал их вежливым обращением.
Дождь уже растерял былой запал и лениво сеял редкие капли, заставляя лужи волноваться.
– Скажу Патрику принести для вас зонт, – засуетился я.
– Не стоит, я быстро добегу до машины, – улыбнулась в ответ Кэрол.
– Вы правы, цветам нужна вода, – невольно родилось в моей голове сравнение, которое я не смог
не озвучить.
На мгновение взгляд девушки наполнился недоумением, уже через секунду сменившимся восторгом
37
и нежной улыбкой на чувственных губах.
– Завтра в двенадцать в оранжерее, – напомнила она, дабы скрыть свое смущение. – До свидания,
мистер, Харт!
– Всего доброго, – я взял ее ладонь и, приподняв к своему лицу, коснулся губами кожи, чувствуя
себя при этом как минимум Марлоном Брандо.
Ладонь девушки выскользнула из моей руки. Кэрол опустила глаза и быстро застучала каблучками по
мокрой дорожке.
Журналистка уехала, а я еще долго стоял, глядя на разбивающиеся о каменную дорожку капли дождя.
Сам того не желая, в эти дни я словно прощался со всем, что меня окружает, старался насладиться каждым
явлением природы, вкусом, запахом, вбирая в себя ощущения как в последний раз.
Зазвонил телефон. Джим сообщил, что встреча прошла отлично и он уже вернулся в Глостер к семье.
Вспомнив, что должен позвонить Тому, я направился в кабинет.
