– Я – Майекфизе! – объявил старший.
– А я требую, что я Фруумфондел! – проорал младший.
Майекфизе обернулся к Фруумфонделу.
– Успокойся, – сердито оборвал он, – этого тебе не нужно требовать.
– Хорошо! – не унимался Фруумфондел, барабаня кулаком по столу. – Я – Фруумфондел, и это не требование, это – непреложный факт! Мы требуем непреложных фактов!
– Да нет же! – раздраженно воскликнул Майекфизе. – Как раз этого мы не требуем.
Едва переведя дух, Фруумфондел заорал:
– Мы не требуем непреложных фактов! Мы требуем отсутствия непреложных фактов! Я настаиваю, что могу быть Фруумфонделом! А могу и не быть!
– Да кто вы такие, черт вас побери? – воскликнул выведенный из себя Пфук.
– Мы, – с достоинством представился Майекфизе, – философы.
– Хотя можем и не быть ими, – влез Фруумфондел, погрозив программистам пальцем.
– Но мы являемся ими, – настойчиво произнес Майекфизе. – Мы абсолютно точно являемся представителями объединенного союза философов, мудрецов, светил и прочих думающих персон, и требуем, чтобы эту машину отключили, и отключили немедленно!
– А в чем дело? – спросил Придурвилль.
– Я скажу тебе, в чем дело, приятель, – угрожающе процедил Майекфизе, – в сферах влияния, вот в чем дело!
– Мы настаиваем, – выкрикнул Фруумфондел, – что сферы влияния могут не быть, а могут и быть, камнем преткновения!
– Пускай ваши машинки считают цифирки, – с еще большей угрозой сказал Майекфизе, – а уж мы, спасибо большое, займемся вечными ценностями. Хочешь знать свое официальное положение, приятель? Пожалуйста! В законе абсолютно четко сказано, что поиск абсолютной истины – неотъемлемая преррогатива действующих мыслителей. А так что же? Любая машина возьмет и найдет ее, что ли? А мы окажемся без работы?! Я что хочу сказать. Что толку, что мы сидим ночами, спорим, есть Бог или нет Бога, если машина раз! – и наутро выдает вам номер его телефона!
– Вот так-то! – бухнул Фруумфондел. – Мы требуем четкого разграничения областей сомнений и неуверенности!
Внезапно громоподобный голос заполнил комнату.
– Могу ли я высказаться по этому вопросу? – вопросил Глубокий Мыслитель.
– Мы устроим забастовку! – продолжал голосить Фруумфондел.
– Правильно! – поддержал Майекфизе. – Национальную забастовку философов! Что вы тогда будете делать?!
Уровень гудения неожиданно повысился, потому что для придания голосу Глубокого Мыслителя большей авторитарности включились вспомогательные басовые устройства, встроенные в красивые резные полированные микрофоны, которыми был напичкан кабинет по всему своему периметру.
– Я только хотел сказать, – провозгласил компьютер, – что все мои схемы отныне будут полностью заняты поиском Ответа на Великий Вопрос о Жизни, Вселенной и Всяком Таком. – Он выждал паузу, чтобы убедиться, что все внимательно его слушают, после чего продолжил более спокойно: – Но работа программы потребует некоторого времени.
Пфук нетерпеливо взглянул на часы.
– Сколько? – спросил он.
– Семь с половиной миллионов лет, – ответил Глубокий Мыслитель.
Придурвилль и Пфук заморгали от неожиданности.
– Семь с половиной миллионов лет! – закричали они хором.
– Да, – подтвердил Глубокий Мыслитель. – Я же сказал, что должен буду подумать над этим. Как мне кажется, работа подобной программы не может не вызвать чрезвычайного интереса со стороны общественности и, вследствие этого, оживления во всех областях философии. У каждого будет своя собственная теория по поводу Ответа, который мне в конце концов предстоит найти, а кто более других способен возглавить эту сферу деятельности средств массовой информации, как не вы сами? Если вы будете достаточно яростно спорить друг с другом и поливать друг друга грязью в популярных изданиях, и особенно если вы наймете достаточно опытных агентов, то вам на всю жизнь хватит и работы, и славы. Как вам моя идея?
Философы только рты поразевали.
– Вот черт побери! – ахнул Майекфизе. – Вот это я называю мыслить! Слушай, Фруумфондел, почему мы сами до такого не додумались?
– Не знаю, – сказал Фруумфондел благоговейным шепотом, – у нас, наверное, слишком тренированные мозги, Майекфизе.
Сказав это, они развернулись на каблуках и вышли в дверь навстречу такому образу жизни, который не снился им даже в самых смелых снах.
– Все это очень познавательно, – сказал Артур после того, как Слартибартфаст познакомил его с ключевыми моментами этой занимательной истории, – но я не понимаю, какое все это имеет отношение к Земле, мышам и прочему.
– Но вы же выслушали лишь первую часть истории, землянин, – сказал старик. – Если вы согласитесь узнать, что случилось семь с половиной миллионов лет спустя, в день Великого Ответа, то я позволю себе пригласить вас к себе в кабинет, где, с помощью Сенс-О-Лент, вы сможете лично принять участие во всех событиях, а также, если пожелаете, пройтись по поверхности Новой Земли. К сожалению, она еще наполовину недоделана – мы еще даже не захоронили в ледниках искусственных динозавров, а потом, надо заложить третичный и четвертичный периоды кайнозойской эры, и…
– Нет, спасибо, – прервал Артур, – это будет не совсем то.
– Конечно, – согласился Слартибартфаст, – не совсем, – и развернул аэромобиль, направив его прямиком в умопомрачительную стену.
В кабинете Слартибартфаста царил хаос, подобный последствиям взрыва в публичной библиотеке. Как только они вошли внутрь, старик нахмурился.
– Такая неприятность, – пожаловался он, – в одном из компьютеров системы жизнеобеспечения взорвался диод. Мы попытались оживить персонал уборщиков, но оказалось, что все они умерли тридцать тысяч лет назад. Спрашивается, кто теперь уберет трупы?… Слушайте, садитесь-ка вот здесь и дайте я вас подключу.
Он жестом указал Артуру на кресло, сделанное, казалось, из грудной клетки стегозавра.
– Оно сделано из грудной клетки стегозавра, – объяснил старик, шаря вокруг и выуживая какие-то проволоки из-под груды разбросанных бумаг и чертежных инструментов. – Вот, – нашел он, – держите, – и передал Артуру пару оголенных проводов.
Лишь только Артур прикоснулся к ним, на него полетела птица.
Он висел в воздухе и себя не видел. Под ним простиралась красивая усаженная деревьями городская площадь, окруженная, насколько можно было охватить взглядом, белыми бетонными зданиями, величественные фасады которых портили трещины и пятна от непогоды. Сейчас, однако, светило солнце, свежий ветерок легко танцевал на кронах деревьев, а странное ощущение, что здания тихонько гудят, было, видимо, вызвано тем, что вся площадь и примыкающие к ней улицы кишели веселыми, возбужденными людьми. Где-то играл оркестр, яркие флаги трепетали на ветру, и дух карнавала витал над толпой.
