— Ах, Ренальдо, — наконец проговорил Веланти. — Как приятно видеть, что учиться никогда не поздно. — Кивнув, он повернул резную шкатулку. Ваше терпение уже завоевало вам частицу моего уважения. Положите кейс на стол, я проверю деньги.
При этих словах двое мужчин по бокам Веланти подняли бластеры — один прицелился прямо в голову Ренальдо, а второй — между ног.
— О, пусть мои люди не смущают вас, добрый граф, — подбодрил его Веланти, — если, конечно, вы не задумали со своим кейсом ничего дурного. В этом случае вы испаритесь, начиная, разумеется, с гениталий. Меня уверяли, что это очень больно.
Сердце Ренальдо бешено забилось в груди.
— Здесь только деньги, — сказал он, кладя кейс на стол.
— Конечно, конечно, — согласился Веланти со страдальческим выражением на лице. — Тогда откройте. — Хозяин сладко улыбнулся. — Люблю смотреть на деньги.
Ренальдо положил дрожащие руки на крошечное устройство, считывающее отпечатки пальцев. Через пару секунд оба замка открылись, и граф распахнул кейс с крупными банкнотами, составлявшими два миллиарда кредитов.
— Ах… — выдохнул Веланти, вытаскивая пачку пластиковых денег и тщательно пролистывая их. — Красота! Одни — бывшие в ходу, другие — новые. Точно так, как я распорядился. — Он поднял глаза на Гаспари:
— Мое уважение к вашему клиенту растет.
Гаспари молча поклонился.
В течение следующего часа, пока Ренальдо и Гаспари стояли в духоте, Веланти просматривал — а потом пересчитывал — деньги, каждую пачку отдельно. Наконец он положил последнюю из них и кивнул.
— Мои поздравления, Ренальдо, вы достойны ручательства вашего друга лорда Гаспари. Он сказал, что вы достанете всю сумму полностью, — и оказался прав.
К тому времени у Ренальдо нестерпимо заныли ноги — он не помнил, чтобы ему когда-либо приходилось так долго обходиться без стула.
— 3-звездный огонь, Веланти, — простонал граф, показывая на шкатулку. — Или дайте мне уйти с ним, или пусть ваши люди меня пристрелят. Мне больно.
Веланти театрально поднес руку к губам.
— О! — воскликнул он. — Разумеется, мой дорогой Ренальдо. Как же я не подумал. — С этими словами хозяин положил шкатулку на край стола. Пожалуйста. Вы заплатили за него, он ваш.
Дрожащими от ярости и нетерпения руками Ренальдо поднял крышку шкатулки — и онемел от изумления.
— Звездный огонь «Юлий Цезарь», — наконец прошептал он, а его глаза округлились от восхищения.
— Правда, красив? — не удержался от комментария Веланти.
— Красив, — повторил Ренальдо, немедленно забывая о жаре, страхе и невыносимой боли в ногах. Положив камень на ладонь правой руки, он рассмотрел каждую сияющую грань. Через некоторое время граф убрал сокровище обратно в шкатулку.
— Ну как, Ренальдо, неужели он всего этого не стоит? — спросил Веланти, заглядывая ему в глаза.
Граф стиснул зубы. Как же ему хотелось бросить в лицо этому противному чужаку то, что он действительно думает. Тем не менее «Юлий Цезарь» теперь принадлежал графу. И, похоже, ему удалось остаться в живых. Хотя Ренальдо поклялся, что когда-нибудь непременно раздавит лорда Отто Гаспари.
— Да, — ответил Ренальдо.
— Что «да»? — с легкой улыбкой уточнил Веланти.
— Да, стоит.
— Хорошо. Рад удовлетворить еще одного клиента, — к крайнему неудовольствию графа заметил Веланти. Он махнул рукой в сторону шкатулки. Тогда забирайте «Юлия Цезаря» — вместе с моим благословением. — Хозяин повернулся к Гаспари:
— Ваши комиссионные будут помещены, как вы просили, друг мой.
Гаспари снова молча поклонился, вызывая у Ренальдо еще большую злость.
— До следующей встречи, Зман Веланти, да не оставят вас ваши боги.
— А вас — ваши.
Теперь уж Ренальдо был на грани удара. В ушах его звенело от подскочившего давления. Граф открыл кейс — по-прежнему прикованный к руке и положил драгоценный камень в него, затем закрыл крышку и запер замки. Рональде направился к двери и сорвавшимся от напряжения голосом просипел:
— Пойдемте, Гаспари.
Когда граф, превозмогая боль, ковылял по коридору, он услышал смех Веланти.
— Неужели у вашего друга Садира, — говорил гаскарианец, — совсем нет чувства юмора?
Манхэттенский сектор Нью-Вашингтон Земля
Одетый в свой лучший (и единственный) костюм, Гордон Кэнби с волнением стоял перед кованой металлической дверью квартиры на четвертом этаже. До половины восьмого оставалось ровно пять минут.
Когда-то этот расположенный в Манхэттене дом считался фешенебельным, однако с тех пор минуло более ста лет Теперь он представлял собой один из тысячи многоквартирных сдаваемых в аренду домов, заполонивших южный конец острова. В коридорах пахло дешевой едой и чем-то похуже. Из-за стен квартир доносились самые разные звуки. Кэнби неприятно поежился. Его жилище на Стейтен-Айленде было немногим лучше, но оно хотя бы принадлежало строгой старой домовладелице, которая устанавливала порядок и держала своих постояльцев — в основном из того же социального слоя, что и Кэнби — в рамках цивилизованной жизни.
Не обращая внимания на дверной звонок, Кэнби осторожно постучал в дверь.
В глазке сразу же мелькнул свет, а затем раздался голос Тенниел:
— Минутку, Гордон.
Послышался звон многочисленных дверных цепочек, дверь наконец открылась, и с пальто в руках в коридор вышла Тенниел. Быстро прикрыв за собой дверь, женщина заперла два солидных на вид замка электронным ключом и, обернувшись, улыбнулась.
— Я готова, — объявила она, передавая Кэнби свое, казалось, вечное пальто цвета буйволовой кожи.
На Тенниел было плотно облегающее фигуру короткое бежевое платье с глубоким вырезом, туфли на высоких каблуках и простенькое жемчужное ожерелье. Помогая своей спутнице надеть пальто, Кэнби не мог не подумать о том, что грешно прятать такие изгибы и линии под свободной одеждой. Он все еще тихонько усмехался, когда Тенниел обернулась и вскинула голову.
— Что это вас так рассмешило? — поинтересовалась женщина с милой улыбкой.
— Поверьте, я вовсе не смеялся, — промолвил Кэнби, и его щеки загорелись.
— А что же вы делали? — не уступала Тенниел, спрятав улыбку.
— Вы хотите услышать правду? — спросил он, искоса поглядывая на женщину.
— Ну конечно.
Кэнби показалось трудным определить, серьезна Тенниел или шутит, но он все же выбрал последнее.
— Я думал о том, как стыдно прятать все эти прелести под пальто.
Ее красивые губы тронула печальная улыбка, а плечи немного поникли.
