Андрей Акулов - История дикой планеты

— Что это там такое, — скрипит старый пес и поворачивается — его морда в засохшей крови.

Бурый злобно рычит и выходит на площадку:

— Добрый вечер, людоеды! Скажите друг другу: «Пока!» — хрипит он и раздается выстрел.

Стариков разбрасывает по стенам. Сверху — хруст петель, вырываемых с мясом и скрип двери. Бурый стреляет еще раз:

— Псы!..

Снизу уже нарастает топот.

— Идем! Идем! — Вилли высовывается в дверь.

Камера прыгает к чердаку. Крыша. Зарево с площади, ветер качает верхушки деревьев, дикий вой собак, вонь жженого мяса, топот, дверь чердака — выстрел в замок, дым, щепки — удар, и дверь вылетает.

Бурый перезаряжает дробовик, уже спускаясь по ступенькам.

— Сюда! — кивает он в длинный коридор.

Кир уже там. Вилли бежит следом. Камера резко разворачивается на лестницу — свора псов, оскаливши кровавые клыки, подымается по ступенькам. Бурый вскидывает дробовик — выстрел, еще один, еще, еще… Дым, визг, хрип раненых. Коридор, щелчки патронов, добавляемых в магазин. Вилли уже справляется с очередной дверью.

Камера вбегает внутрь. Дверь — на замок, тумбочка — под дверь. Открывается окно — порыв ветра приносит запах паленой шкуры. Кир выглядывает и, не делая больше никаких лишних движений, прикладывается к прицелу. Его грудь замирает, палец плавно давит на спусковой крючок. Тихий выстрел, будто выдох… Кир улыбается. Взрыв! — дверь вылетает и сбивает Бурого с ног. Он выползает из-под нее и выставляет вперед дробовик. Как раз вовремя — огромный пес уже прыгнул в сторону снайпера. Выстрел — пес с окровавленной шеей заваливается под ноги Киру. Хлопки пистолетов Вилли, клыки, нож работает как заведенный, выпуская фонтаны крови из артерий: Вилли умеет обращаться с ножом. Вой, хрип, стон, выдох винтовки. Бурый скидывает с себя клацающую возле горла пасть, приставляет дуло в ухо псу, и брызги крови окропляют объектив камеры. Кир ухмыляется, отпускает винтовку и вынимает нож. Бурый разряжает дробовик в серую массу, откидывает в сторону — мелькает кривое лезвие — и бросается в кровавое месиво. Камера некоторое время трясется, кружится, но вскоре замирает, уткнувшись в кровавую пену…

Губы Мисси дрожали. Она смотрела свозь мутную пелену на застывшую картинку. Слеза, так долго собиравшаяся, сорвалась крупной, сверкающей в зареве пожара жемчужиной и разбилась об экран планшета. Вдова ощутила мягкое прикосновение лап — Ролл обнял ее и замер, положив голову на плечо. На его поясе висела кобура с черной рукояткой пистолета, рядом в металлическом кольце — топорик. Он смотрел на разрушенный город, и в памяти отчетливо возникла картина- визуализатор, виденная им на планшете…

Когда видение закончилось, я чуть не упал с лавочки. Шарик все так же лизал руку и барабанил хвостом по земле, а аист смотрел в глаза немигающим взглядом. Меня окатил ледяной душ. Я будто разом протрезвел. Попытался встать, но словно прирос к лавочке.

— Эол!? — выдавил я из пересохшего рта.

Аист в ответ защелкал клювом и захлопал крыльями — с неба к нему спускалась черно-белая птица. Она была чуть меньше размером.

— Анни! — я улыбнулся.

Аисты касались друг друга крыльями, телами, терлись шеями. Запрокидывая головы на спины, гортанно курлыкали. Но в знакомых с детства звуках ухаживания этих царственных птиц мне слышались нотки смеха. Аисты переглянулись и взмыли в воздух, исполнив крутой вираж для разгона своих массивных тел.

— Тарас, пошли на огород, хватит мечтать, — крикнула Люда, выходя из дома.

Я встал, помахал вслед улетающей на запад паре аистов и тихо сказал:

— Будьте счастливы…

«А ведь и вправду, — думал я, закрывая калитку, — кому нужны эти законы Свободы? Да и известны они нам давно, просто мы еще не готовы. Системе выгоднее иметь рабов — с ними меньше хлопот… Религия!.. Мы до сих пор верим в справедливого бородатого дядьку на небесах! В загробную жизнь. Мало того, мы готовы отдать реальную жизнь ради той, о которой нам говорят служители культов. И мы верим им!.. А война? Наши дети играют в войну с младенчества: солдатики, пистолетики, танчики с лампочками на дулах. Затем они изучают в школах историю, а это сплошные войны и завоевания. Разве можно отказаться от истории!? Которую все равно перепишут в угоду очередной власти. Подростки служат в армии, где их учат убивать. Книги, фильмы, игры — везде война! Война давно стала нормой для нас. Мы всегда готовы убивать… Нравственность? Мораль? Эти золотые ядра наших душ надежно сокрыты в скорлупе примитивного разума.

Конец