– Ты давно здесь?
– С час уже. Тебя за смертью посылать. Охрана не хотела пускать, предлагала посидеть в дежурке. Пришлось их тобой постращать… Однако и хоромина у тебя! Слушай, когда твой срок выйдет, тебе этот дом оставят?
Малахов ухмыльнулся:
– Вряд ли. А вообще-то жалко. Я тут уже привык. Тихо, хорошо… Вот на работе – там шумно и плохо.
– Устал? – спросила Ольга.
– На пятерых хватит. Еще и ноги промочил вдобавок. Ничего, скоро буду как новенький. Медицина рекомендует термические процедуры и толику крепкого по окончании, если насос в порядке. Ты мне компанию не составишь?
– О! У тебя тут и сауна есть?
– Нет, русская парная. Экспресс, конечно… Но в кабинке двое поместятся.
Усталость была отчасти физическая, приятная. Не чисто мозговая, от которой нет отдыха и не знаешь, куда деваться.
– Иди один, а я подожду. С легким паром.
– Нет уж. Если один, буду мыться в ванне.
– Тогда семь футов под килем.
– Убийца! Утону же!
Когда он вернулся, распаренный и завернутый в халат, сам себе напоминая вареную сардельку в оболочке, Ольга сидела с ногами на тахте, рассматривая коллекцию боевых топоров, а на ее коленях поленом валялся Бомж и подставлял живот, чтобы почесали. За последние недели кот отъелся, восстановил утраченную шерсть и уже не раз, несомненно лелея реваншистские планы, настырным мявом требовал, чтобы Малахов выпустил его за дверь – показать, что проигрыш в первом матче был чистым недоразумением.
– Осторожно, он кусается.
Бомж прекратил урчать и настороженно открыл на Малахова зеленый, разделенный надвое зрачком, светляк глаза.
– Нечего зря на скотину наговаривать, – сказала Ольга. – Только разок царапнул, и то не со зла. Просто чтобы помнила, кто тут главный. А так он зверь порядочный, душа у него интеллигентная.
– Альпинистская у него душа, – возразил Малахов. – Все ковры разодрал от пола до потолка, первопроходец. Бердыш обрушил… Слушай, я тяпнуть хочу. Посмотри, что у нас там в баре, а?
– Сам посмотри. Он меня не пустит. Он зверь, мужчина и собственник.
– Хочешь, чтобы я приревновал, да? Так зря, я не ревнивый. Мне нужно просто тебя видеть. Ты приехала, и мне хорошо.
Сейчас он почти не врал. Беспокоило только отсутствие боли в затылке – к чему бы? Для чего, спрашивается, в прошлый раз надо было петлять, уходя от «наружки», чтобы вновь увидеть женщину, к которой с некоторых пор тянет все сильнее? И в позапрошлый раз тоже. И в позапозапрошлый. Чтобы она, леди моя Белсом, несмотря на уговоры, приехала сюда и пререкалась с охраной? Или дело просто-напросто в том, что уже поздно что-либо менять, что на этот раз, как ни крутись, не удалось бы ничего изменить – так зачем же «демонию» изводить хозяина напрасной мигренью?..
Вообще-то один раз может и обойтись, подумал он, успокаивая себя. Теоретически «жучков» в доме быть не должно, проверял совсем недавно. В конце концов, что особенного случилось? Настырная корреспондентка приперлась в наивной надежде взять интервью – проверят и остынут. Хотя могут взять и на заметку.
– Кстати, а кто у тебя в хоромине убирает? Я пришла – чисто.
– Честно? Понятия не имею.
– Врешь, – сказала она с удовольствием.
– Кто, я? – возмутился Малахов. – Ладно, вру, – он улыбнулся. – А если скажу, что сам, ты поверишь?
– Нет, конечно.
– Почему?
– Ты по телефону сболтнул, что неделю тут не был, а где пыль? Складывать два и два в первом классе учат.
– Ну ладно, есть такая Анна Ильинична, она на чистоте помешана. Говорит, что функционеры, кроме грязи, ничего не производят и норовят жить как свиньи. Ее сына в Школу не приняли, так что у нее на нас зуб.
– А ты что же?
– А я слушаю и не перебиваю. Приятно послушать вечерком, когда мозги уже не работают.
– Плюс смычка с населением?
Малахов почувствовал раздражение. Только таких разговоров не хватало ему сегодня на десерт. Незабвенная Юлия, ушедшая со скандалом жена, сказала однажды, что он умеет быть либо джентльменом, либо зверем, третьего состояния ему не дано, – и он подозревал, что это правда. Зверь в нем еще не проснулся, но уже скалил клыки.
– Слушай, я тебя обидел чем-то?
– Ты что, не понимаешь? Для женщины быть обиженной мужчиной – естественное состояние. Не станет у вас комплекса вины – что с вами сделаешь?
– А с нами надо что-то делать? – спросил Малахов. Ольга не ответила, и он подумал о том, что женщина, какой бы умной она ни была, не должна умничать при мужчине. Если умничает – значит, или не слишком-то умна, или ей на все наплевать. О том, какое «или» соответствует Ольге, размышлять сейчас не хотелось.
Мельтешня лыжных палок давно исчезла с экрана – был там выпуск новостей, канадский корреспондент передавал материал из Ванкувера о противостоянии белых, цветных и разбавленных, затем сюжет сменили, и известный обозреватель Матвей Кулуаров сказал несколько суровых слов о парламентариях, затеявших тягомотные дебаты вокруг нового законопроекта об обуздании преступности. Приводились жутковатые цифры роста оной за последние месяцы, и Малахов удовлетворенно отметил, что свое слово Нетленный пока держит. За все время работы над «Надеждой» в печать просочилась одна-единственная статейка о всплеске суицида, вдобавок тиснутая в бульварной газетенке, – статейка поганая, но вроде бы оставшаяся незамеченной. То ли не уследил Нетленный за своим хозяйством, то ли пропустил сознательно – поди разберись. Сама по себе статейка ничто, не прошла даже в информсети, но – лиха беда начало. Как всегда, пресса готова лизать задницу тому, кто платит и не бьет… пока лижут. Ох, не нужно бы сейчас привлекать внимание к Службам, с беспокойством подумал Малахов, опасно это…
О том, как Мощам удается контролировать потоки информации по компьютерным каналам, оставалось только гадать. Сетевые информтехнологии – поистине чудище обло, озорно, стозевно и гавкай… то есть лаяй… Ну да мы, санитары, люди скромные, спиртом согретые, карболкой умытые, в чужие профессиональные секреты носа не суем… если, конечно, не уверены, что его не прищемят дверью.
– Как Новый год прошел? – спросил Малахов.
– Неплохо. Жаль, тебя не было.
– Я бы вам всю компанию испортил. Подарок мой получила?
– Угу. Прелесть. Скажи, хоть Рождество-то мы с тобой вместе встретим? Только честно.
– Честно? Вряд ли.
– Малахов, ты нахал. И чего я с тобой связалась? Сколько раз мы виделись за месяц? Три? Иной раз волком завыть хочется, то есть волчицей, конечно, а тебя нет.
– Повыли бы вдвоем?
– Язва ты, Малахов… В прошлый раз много от тебя толку было? Явился пьян – ноги бантиком… Думаешь, если я русская женщина, то все стерплю?
– Подожди два года.
– О! А что будет через два года?
– Стану консультантом. Спокойная работа, непыльная. И никакой ответственности. Подождешь?
– Там посмотрим.
За окном послышался мяв – еле слышный, но Бомжу хватило и этого. Кота словно сдуло с колен леди Белсом – прижатые уши, шерсть дыбом, толстый хвостище стучит по полу перед дверью. Рррразорву!
– Ша, Бомж! Место!
– Мя!
– Господи, зверь, ну почему ты не собака!..
– Уа-аа-ау!..
– Придется выпустить, – вздохнул Малахов. – Иначе он нам жить не даст. Гладиатор с помойки.
Едва открылась щелка, кот вылетел наружу торпедой, шарахнувшись по пути башкой о дверной косяк. Против ожидания, Ольга не воспротивилась – наверно, в самом деле считала, что мужчина должен быть бойцом, а дело женщин – рукоплескать с трибун и ублажать победителей. Против такой постановки дела Малахов в принципе не возражал, хотя немедленно подумал, что ему-то, функционеру Малахову, до победы еще ох как далеко… Кручкович? Ну что Кручкович Э Ха? Завтра выяснится, что он такое. Более чем вероятно – очередной тупиковый коридор. Чист аки агнец, с Филиным не связан и ни о каком факторе Т знать не знает.
И – словно кот мог помешать вопросу – Ольга теперь привстала с тахты и смотрела так, что он понял: надо ответить. Хоть что-нибудь.
– Спецы работают, – сказал он. – Я за этим делом слежу, можешь не сомневаться. Следствие по высшему классу. Как что прояснится – я сразу…
– Значит, ничего? – она помедлила, не отрывая взгляда от его лица. – Хоть что-нибудь сказать можешь?
Малахов развел руками:
– Мотивов не нашли, а ты знаешь, как раскрываются немотивированные… Знаешь? Кстати, если ты меня обхаживаешь ради следствия, то зря – я и так сделаю, раз обещал…
– Дурак! – перебила она со злобой, и он увидел, какова в ярости леди Белсом. – Козел! Честный какой: «раз обещал…» Я тебя спрашивала, что ты будешь делать, если я под тебя не полезу? Ты мне условия ставил? Господи, ну почему вы все такие козлы!..
– Прости, – сказал он. В горле стоял комок. – Прости, я виноват. Понимаешь, показалось почему-то… Так, наваждение.
И надо было врать ей об этом ее давно мертвом Андрее, потому что иначе было нельзя. Надо было молчать о том, о чем, может быть, уже завтра – упаси бог – будет кричать весь мир…
