Ля Кониус глубоко задумался.
— Я никогда не сделаю ничего, что повредит кому-нибудь, запротестовала Марта. — А госпожой галактики быть не желаю!
— Я согласен с тобой, Джон, мы мелко мыслим, — Ля Кониус был очень серьезен, — вся Вселенная у наших ног.
Марта отвернулась. Она думала о том, что действительно смогла бы править галактикой, если кто-нибудь вроде Ля Кониуса или Сесиль не попытается ей помешать. Конечно, это просто фантазия, игра творческой мысли, но она всегда сможет захватить их врасплох и переправить в центр какой-нибудь звезды или в вакуум межзвездного пространства. Если она попытается предпринять подобное, чем она рискует? Ля Кониус способен управлять процессами в металлах на молекулярном и атомном уровнях, а Сесиль — восстанавливать исчезнувшие города. Они оба для нее абсолютно безвредны. А ведь она, Марта, смогла бы править Вселенной! Но все это, конечно, пустые мысли и ничего больше.
Тем временем Джон, устав от разговоров, нашел комнату с огромной кроватью и, подложив под голову гору подушек, расположился на ней. На столике у кровати он увидел резную шкатулку, наполненную разноцветными шарами, назначение которых им никак не удавалось определить. Эти шары были легкими, по всей видимости полыми и попадались на каждом шагу.
Джон взял один из них и покатал в руках, восхищаясь его расцветкой. Шар был гладким и приятным на ощупь. Может быть, шар имел для бывших жителей планеты какое-то значение, потому что имел идеальную форму небесных тел: звезд, планет, лун. А может, хозяева этих апартаментов были эстетами и находили удовольствие, играя с этими шарами. В задумчивости он дотронулся шаром до своего лба. Нет, скорее всего это просто красивая безделушка, призванная радовать глаз.
Он уронил шар на кровать.
— Нет, скорее всего это просто красивая безделушка, призванная радовать глаз, — произнес голос.
От неожиданности Джон подпрыгнул на кровати. Он узнал голос говорившего — это был его собственный голос. Он колебался всего секунду.
— Одиночка, присоединяйся ко мне!
«Я здесь. Что случилось?»
— Ты слышал голос?
«Нет. Успокойся и расскажи, почему ты так возбужден».
— Мне кажется, что я обнаружил их метод хранения информации, — Джон поведал всевидящему о своем открытии, взял шар, но тот хранил молчание.
«Сделай то же, что ты делал в предыдущий раз», подсказал Одиночка.
Джон приложил шар к своему лбу, и шар заговорил его голосом.
Когда Джон освоил процесс записи, все остальное оказалось простым делом. Через несколько минут он уже мог записывать свои мысли, не утруждая себя прикладыванием шара ко лбу. По его мысленной команде шар воспроизводил запись вслух.
Одиночка был явно взволнован, что случалось с ним крайне редко.
«Если ты смог записать свою мысль, другие могли сделать это на 75 000 лет раньше тебя».
— Эти шары пустые, в них нет никакой информации, — сказал Джон.
«Все же попробуй их разговорить», — настаивал Одиночка.
Джон мысленно дал команду нескольким шарам, но все они молчали.
«Ты чувствуешь в себе что-нибудь непривычное? — спросил Одиночка. — Я читаю в твоем мозгу, что у тебя появились новые ощущения».
— Ничего подобного, — он замолчал и тут же разразился смехом, — это и есть мой чудесный дар? Если это так, то этих шаров мне хватит на всю оставшуюся жизнь, чтобы записывать пришедшие на ум поэтические строчки.
Одиночка, обеспокоенный тем, что Марта может что-нибудь натворить, удалился.
Джон никогда не занимался музыкой профессионально, но любил ее слушать. Ему не нравилось, как исполнялась одна его любимая композиция — он хотел слышать мелодию в исполнении духового оркестра, а не струнного ансамбля. И он принялся экспериментировать с шаром, стараясь внушить ему свое слышание этой мелодии. Он добился своего: шар выдал ему его фантазию, и комната наполнилась мощными торжественными звуками.
— Итак, теперь я — Джон с Зельбеллы III — аранжировщик популярных мелодий! — рассмеялся он.
Черт возьми! А ведь это вовсе не плохо! Он взял другой шар и записал еще одну из своих любимых мелодий. Здесь он использовал и духовые, и струнные инструменты. Затем он дал команду воспроизвести свое творение, но услышал совсем не то, что ожидал. Сначала он скорее почувствовал, чем услышал, далекую мелодию, затем она зазвучала громче, и Джон осознал, что слышит пение инструментов, совершенно ему незнакомых, но от этого не менее благозвучных. Звуки усиливались, наростали, и звездные ритмы удивительной мелодии завораживали Джона. Он был ошеломлен — никогда в жизни он не слыхал ничего подобного.
Он тут же вызвал Одиночку, и они прослушали мелодию вместе. Тысячами голосов с ними говорила Вселенная, и они с благоговением внимали ей. Когда постепенно затихли фантастические звуки, Джон прошептал, находясь еще под впечатлением от услышанного: — Шары различаются по цвету. Разноцветные предназначены для записи мыслей, голубые для музыки, но есть и другие цвета…
«Быстро!» — приказал Одиночка.
Джон его понял и принялся пробовать все шары подряд. Легкая музыка обозначалась одним цветом, музыка безграничной печали — другим. Время от времени какая-нибудь из мелодий захватывала их целиком.
Джон тряс головой, чтобы избавиться от впечатлений, и обращался к очередному шару.
И вот, наконец, они услышали голос мертвых. Женщина напевала звуки без слов, и сразу же кровь стала приливать к половым органам Джона. Это был призыв к экстазу. Он со стоном упал на кровать и, извиваясь, стал кататься по ней, разрываемый на части безумным желанием. Пришлось вмешаться Одиночке. Задыхаясь, Джон замер, на лбу у него блестел пот.
— Ух, — только и смог выговорить он.
Одиночка ждал.
— Оказывается, все эти шары или пустые, или с записями музыки, — сказал, наконец, Джон, стыдясь, что его так возбудил женский голос.
Он направился в соседнюю комнату и принес несколько музыкальных шаров и несколько пустых разноцветных, среди них он обнаружил один шар ярко-красного цвета.
— Это что-то другое, — сказал он Одиночке.
Голос раздался прямо у него в голове. С языком не было никаких проблем, ибо образы возникали непосредственно в его сознании. Голос обладал интонациями, выразительностью и тембром. Одиночке этот голос напомнил о языке Земли, в котором каждый мысленный образ был очень емким, выразительным, и слова имели множество значений.
«Я обедал с роскошной женщиной, обладательницей длинных ног», — говорил мужской голос. В сознании Джона возник образ красивой женщины.
— Кажется, это что-то вроде журнала, — прокомментировал он.
