— Эй ты, думаешь, можно вот так заскочить на ходу и… — он остановился, узнав Рика. — А, это ты. Куда ты так сильно спешишь?
— Гилбент-роуд, Фрэнк, — буркнул он, пройдя мимо него, и упал на ближайшее сиденье. — А теперь оставь меня в покое.
К тому времени, как автобус высадил его на Гилбент-роуд и Рик нашел дом 180, он успел довести себя до состояния апоплексического удара. Во рту пересохло, а перед глазами расплывались круги. Он постучал в дверь кулаком и подождал, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Через две секунды он постучал снова, исступленно горланя в закрытую дверь:
— Я все про тебя знаю, Билли. Выходи, и мы разберемся с тобой как мужчины!
Он постучал еще, и на этот раз услышал внутри слабое шевеление. Дверь осторожно приоткрылась.
— Что за налет? Дайте хоть до двери дойти.
К его полному изумлению на пороге показалась пожилая женщина. Он грубо оттолкнул ее и ворвался в маленькую гостиную.
— Где он?
— Кто? — спросила пожилая дама. — Мой муж?
Рик окинул ее взглядом сверху донизу и насмешливо хмыкнул:
— Это вряд ли. Билли. Это ваш сын?
Она застыла на месте.
— А кто, собственно, его спрашивает?
Рик схватил ее за локоть.
— Не надо играть со мной в игры. Я знаю, что он живет здесь и что он трахает мою жену.
Старушка рассвирепела:
— Да что вы несете! Билли уже тридцать лет как мертв!
Рик застыл как вкопанный.
— Что вы сказали?
Женщина решительно смотрела ему в глаза.
— Слушайте, я не знаю, кто вы, но я вас не боюсь. Что вы себе вообразили — врываетесь в мой дом и обвиняете моего Билли во всяких мерзостях! Я уже сказала — он мертв. Он погиб на войне в 1940 году.
Рик без приглашения упал в кресло рядом с камином.
— Чувствуйте себя как дома, — язвительно усмехнулась старушка.
Он медленно развернул письмо, которое по-прежнему сжимал в кулаке, и впервые начал внимательно его читать. Дойдя до конца, он обхватил голову руками.
— Боже, что я наделал. Что я наделал!
Грэм знал — если Шейла узнает, она его убьет. Он отсчитал несколько банкнот из пачки, которая лежала у него в кармане, и протянул продавщице.
— Благодарю, сэр. Уверена, ваша жена будет в восторге.
Он помялся.
— Это не для жены.
Продавщица наградила его понимающим взглядом.
— О, ясно, простите.
Она нажала несколько кнопок, и из-под кассы со звоном выехал ящик, куда она аккуратно убрала купюры.
Грэм на секунду смутился.
— Да нет, ничего такого. Это для подруги.
Продавщица тихонько присвистнула.
— Хорошая, должно быть, подруга.
— Да, очень. Очень близкая подруга.
Он не знал, зачем рассказывает все это совершенно постороннему человеку. Его неуемная честность не доведет его до добра.
Он пожелал продавщице хорошего вечера и выкатил на улицу новехонькую коляску “Сильвер Кросс” последней модели. Он услышал, как за ним щелкнула дверь, и, обернувшись, увидел, как девушка перевернула табличку надписью “Закрыто”.
Он подкатил коляску к своему фургону, проклиная сырую непогоду — за несколько метров на девственно чистых колесах уже налипли грязь и песок. Он вполне осознавал, что совершает крайне расточительный и сумасбродный поступок, но когда он представлял, как Тина будет толкать эту затрепанную истасканную колымагу, на душе у него скребли кошки. Да, он всегда был чрезмерно чувствительным ко всему, что касалось Тины, но он не мог ничего с собой поделать. Он лишь надеялся, что, когда он привезет коляску, Рика не будет дома.
Подъехав к воротам Крейгов, Грэм несколько смутился, увидев, что дом погружен в полную темноту. Он посмотрел на уличные фонари — вся улица была освещена, значит, электричество работало. Оставив коляску в машине, он позвонил в дверь. Рядом он заметил старую коляску из благотворительного магазина.
После третьего звонка он сдался и вернулся к машине. Он включил зажигание, и двигатель, откашлявшись, послушно зарычал. Тут ему пришло в голову, что он может оставить коляску в сарае на заднем дворе. Он просунет записку под дверь, и Тину будет ждать приятный сюрприз, когда она вернется.
Он ловко докатил коляску до сарая по узкой тропинке и, с трудом развернувшись на узком пятачке, открыл дверь. Внутри валялась газонокосилка, давно заброшенные садовые инструменты и куча другого барахла. Слегка раздвинув накопившиеся завалы, Грэм все же изловчился засунуть коляску внутрь. Он помедлил секунду и, словно повинуясь внутреннему голосу, заглянул в кухонное окно, приставив руки к стеклу. Через некоторое время глаза привыкли к темноте, и еще через пару секунд его мозг осознал, что он видит. Резким ударом локтя Грэм разбил стекло в задней двери, повернул замок и ворвался на кухню.
— Тина. Тина… — из горла вырвались глухие рыдания. — Господи, что случилось?
Он побежал в гостиную и схватил телефон, пытаясь набрать 999. Пальцы дрожали и не слушались, так что он смог набрать правильный номер лишь с третьей попытки.
Он вернулся на кухню, где лежала Тина, и опустился на колени подле нее. Его руки тряслись так сильно, что он боялся к ней прикасаться. Ее лицо было нечеловечески бледным, губы отливали синевой, а задравшееся платье обнажало белое, как кость, бедро. Он осторожно опустил подол платья вниз, прикрывая наготу, и в этот момент заметил темно-красное пятно, растекшееся у нее между ног и запекшееся на линолеуме. Грэм понял, что ни одна из колясок ей не понадобится.
Первое, что она почувствовала, был запах. Сначала в нос ей ударил запах дезинфицирующего средства, потом к нему примешалось что-то другое, от чего сердце заколотилось сильней. Резкий металлический запах крови. Она открыла глаза и попыталась оторвать голову от подушки, но та словно налилась свинцом. Рука затекла и была чем-то стянута на локте. Она вытянула шею и увидела, что подключена к капельнице. Во рту пересохло, язык опух и едва ворочался, губы потрескались. И еще кое-что, нечто гораздо более страшное. Внутри нее зияла зловещая пустота.
Дверь осторожно приоткрылась, и в комнату вошел Грэм с пластиковой чашкой кофе. Он заметил, что она пришла в сознание, и тотчас бросился к кровати.
— Ты очнулась!
Он погладил ее по лбу и провел рукой по волосам, все еще спутанным и влажным от пота.
— Грэм! Что ты здесь делаешь? Где я?
Грэм взял ее руку и поднес к губам.
— Ты в больнице, дорогая.
В его глазах заблестели слезы, и он отвернулся, пытаясь взять себя в руки.