Возвратившись в Южноуральск, Яша как бы убедился в том, что мир действительно больше и прекраснее, чем он думал. Поднявшись в воздух, он уже не чувствовал себя прикованным к земле. У него выросли крылья. Кусочек мечты обратился в действительность. Весь день он носил в себе неутихающее возбуждение. И Люба. Девушка нравилась Яше. В ней тоже бродило это беспокойное, зовущее, очень похожее на то, что испытывал Яша.
…Ночью он долго не мог заснуть, вскочил, распахнул окно, глубоко вобрал грудью посвежевший, хлынувший в комнату воздух.
Ох, сколько он чувствовал в себе силы!
Над крышами домов расстилалось звездное небо. Сегодня звезды сверкали особенно ярко. А может быть, это ему только показалось…
Яша все реже бывал у Иры, а сама она почти не появлялась у Якимовых. Да когда они и встречались, уже не получалось прежней задушевности и непринужденности. Разговор становился неинтересным, сводился к простому обмену новостями.
Гораздо чаше Яша стал бывать у Грачевых. С Любой он мог часами говорить об авиации, о перелетах Громова, Чкалова, Осипенко, разбирать конструкции самолетов, их недостатки и достоинства. Усевшись рядом на диване, Люба и Яша листали журналы, читали книги. Дмитрий Васильевич в свободные от рейсов вечера подсаживался к молодым людям, и беседа делалась особенно оживленной.
Частенько Люба и Яша совершали прогулки на мотоцикле. Люба научила своего друга управлять машиной; это оказалось не так уж сложно. За руль они садились поочередно и проезжали иногда по сто, сто пятьдесят километров.
Катя при встрече спрашивала Любу:
— Почему не приходишь? И на мотоцикле больше не покатаешь?
Люба мялась, говорила что-то невразумительное про домашние дела, неисправность мотоцикла.
Однажды Люба и Яша в одной из своих прогулок угодили под затяжной дождь. Это случилось в ста двадцати километрах от Южноуральска, в стороне от тракта. Глинистая дорога, по которой они ехали, начала быстро раскисать. Машина забуксовала.
— Давай спрячемся под деревья, — предложила Люба, — переждем дождь.
Объединенными усилиями они затащили мотоцикл под раскидистые сосны. Но дождь становился все сильнее. На Любе была отцовская кожаная куртка, однако она спасала ее только до пояса, штаны и ботинки ее вымокли, а на Яше и вообще уже сухой нитки не оставалось.
— Смотри. — Люба указала вглубь леса. — Что это? Кажется, какое-то жилье.
— В самом деле, — обрадовался Яша, — избушка.
Шагах в двухстах от них, скрытая стволами сосен и кустарником, виднелась избушка, построенная охотниками или дровосеками. Собственно, это была даже не избушка, а почти землянка. Она чуть возвышалась над холмиком, в который была врыта. Но у нее имелась крыша, что было самым главным.
Войдя в избушку, Люба и Яша увидели даже очаг, сложенный из крупных, уже закоптившихся камней.
— Замечательно! — Люба захлопала в ладоши. — Давай вообразим, что во время дальнего перелета мы совершили вынужденную посадку в глухой тайге.
— Давай-ка сначала разведем огонь, — предложил Яша, вздрагивая от холода. — А кроме того, у нас нет аварийного запаса продовольствия.
— Нам сбросят его на парашюте. Яков, почему ты не поддерживаешь полета моей фантазии?
Яша покосился на кожаную куртку Любы и полез в карман за спичками. Спички отсырели и были совершенно непригодны к употреблению.
— Вот тебе и полет фантазии, — сказал Яша.
— М-м-м… — поежилась Люба. — А дождь, кажется, стал еще сильнее.
Быстро темнело, в избушке темнота была такой плотной, что Яша и Люба почти не видели друг друга. Они нащупали груду сосновых веток, которые, видимо, служили ложем для прошлых обитателей этого примитивного жилья. Сели. Люба сняла кожанку и накинула ее на плечи себе и Яше. Ему стало немножко теплее.
— Ты, наверное, проголодалась, — участливо спросил Яша, потому что у него самого все острее ощущалась пустота в желудке,
— Нет, нет, — ответила Люба, — но вот ты не можешь согреться. Скинь пиджак, он все равно насквозь мокрый. Вот так… А теперь прижмись ко мне сильнее, я все-таки не так вымокла.
Очевидно, время перевалило за полночь. Дождь не переставал. Любу и Яшу начало клонить ко сну.
— Давай ляжем, — предложила Люба, — может быть, теплее станет.
Они вытянулись на колючей, но достаточно мягкой хвое. Люба заботливо накрыла Яшу своей кожанкой и обняла его. Добрый час они еще вздрагивали от холода, прежде чем согрели друг друга теплом своего тела.
В избушке стоял тяжелый запах перепревшего мха. Как отдаленный гром водопада проникал в нее шум дождя. Ни единого звука не добавлялось больше к этому монотонному шуршанию капель о листву кустарника и хвою деревьев.
Яша закрыл глаза. Но, несмотря на усталость и поздний час, ему не спалось. Наверное, оттого, что зрение было выключено, обострились неожиданно другие чувства.
Прежде всего Яков уловил на своем лице дыхание Любы, теплое, беззвучное, сказавшее ему, что лицо девушки совсем рядом и если чуть подвинуть голову, то можно коснуться ее щеки или губ.
Обнаженные до плеч теплые Любушкины руки крепко обвивали его шею и сама она плотно всем телом прижалась к нему. Особенно остро ощутил Яков упругое прикосновение ее грудей, услышал, как стучит ее сердце.
Якову сделалось жарко, не хватало воздуха, — совсем как когда-то при воспалении легких. Он приоткрыл глаза и различил в темноте глаза Любы, широко открытые, настороженные. Люба! Да ведь рядом… Люба! Яков словно сделал открытие. Оно и испугало и обрадовало его. Ему захотелось крепче обнять девушку, сжать ее так, чтобы ей стало больно.
Однако руки не слушались Якова, на него вдруг напала робость. Если бы Люба сделала хоть движение… Но девушка поспешно сомкнула веки, притворилась спящей.
Они лежали боясь пошевельнуться. Хвоя становилась все тверже, ветки вдавливались в тело. Люба отлежала ногу, у Якова затекла рука, на которой покоилась голова девушки. Но все это были пустяки в сравнении с пугающей взаимной близостью. Было не до сна. Они прислушивались друг к другу: к дыханию, к биению сердца, к теплоте тела.
Только когда в окошечке забрезжил рассвет, Люба шепнула:
— Вставать?
— Ага…
Девушка первой вскочила на ноги, но, охнув, тут же опустилась обратно и стала растирать ногу. От ступни к бедру побежали мурашки. Любе показалось, что по ноге пустили электрический ток. Яков в это время поглаживал отекшую шею. Он смущенно поглядывал на свою подругу, чувствуя себя перед ней виноватым, хотя и сам не знал, в чем именно.
