Сможет, не стоит об этом переживать. Его больше волновало другое: Яна его любит и будет искать, все средства на поиски потратит, не успокоится и когда станет ясно, что все напрасно.
Просто он поступил бы так же.
Голова взорвалась болью, Наган на миг потерял сознание.
«Сопротивление бесполезно, — вкрадчиво прошептал Краско. — Я сильнее, не надо себя мучать. Расслабься и впусти меня».
Боль отступила, разума коснулись прохладные чужие пальцы. Наган собрался протянуть руки, чтобы надеть обруч, но не смог. Не смог даже рта открыть, крикнуть Тарвиту, чтоб ускорил процесс. Казалось, Краско оборвал его нервы, намотал их на свои пальцы и скоро будет дергать ими, заставляя Нагана выполнять свои распоряжения.
«Не сопротивляйся, и боли не будет. Я понял, что ты нашел Тарасова. Расслабься».
И снова висок будто проткнули спицей, мир взорвался осколками, и воцарилась темнота, посреди которой висел Наган. А потом он заметил вдалеке светящуюся точку, и его потащило к ней. Примерно так описывают и показывают в фильмах клиническую смерть. Он и рад бы зацепиться, но стены воронки, куда его затягивало, идеально гладкие.
Точка превратилась в прямоугольник, прямоугольник — в комнату, залитую яркими светом, где на белом золоченом троне восседает царь. Нет — господь Бог этой реальности Гос, в миру Антон Краско.
И вдруг Нагана будто молотом ударили под дых, искры посыпались из глаз, и его потащило назад.
«Прекрати сопротивление», — звучал в голове голос Краско, но теперь в нем слышались панические нотки.
Второй удар в грудь отправил Нагана в небытие.
В себя он пришел на полу, лежащим лицом вверх и глядящим на тускло мерцающий камень стен. Получилось? В мыслях царила тишина, голос Краско стих. Тарасова рядом не наблюдалось — наверное, где-то прячется, наблюдает из-за угла. Самозарядный арбалет он, естественно, забрал.
Некстати пришли мысли о его настоящем теле. Оно, наверное, корчится в агонии, скоро отомрут нейроны и наступит смерть. И он никогда не увидит Яну. Его даже не похоронят, по-тихому закопают где-нибудь в лесу, что сейчас казалось возмутительным.
Да, он обрел бессмертие и пополнил пантеон богов Ундервельта, но потерял смысл жизни.
— Тарвит-Тарасов, — позвал он. — Вроде бы я это я…
В соседнем помещении застонали, звонко шлепнула пощечина, заскребли ногти о бетон.
— Нет, не позво…О…ооо…
Тем же голосом, но с другими интонациями возразили:
— Гори ты в аду… Изыйди!
— Вот и изойдешь…
Ругнувшись, Наган, покачиваясь, вышел из комнаты. Его самозарядный арбалет валялся на полу. В коридоре Тарасов боролся сам с собой. Его ломало, он хватал себя за горло, ноги несли его прочь, а руки держались за дверной косяк — сознания Тарвита и Тарасова сцепились в смертной битве за право обладать телом и, очевидно, привнести в мир какую-то свою идею…
Тарвит в очередной раз дернулся, долбанулся виском о дверной косяк, покатился по полу, бешено вращая глазами, поднялся по стене, со стороны это выглядело как одержимость бесами. Наган понял, что если не вмешаться, он сам себя прикончит, рванул к нему, схватил за горло и встряхнул:
— Отставить истерику!
Вращающиеся глаза остановились на нем, но осознанности в них не прибавилось, пришлось сжимать пальцы. Боль и удушье немного отрезвили пленника, он упал на пол и прохрипел:
— Он хочет оборвать… здесь! Это не тот стиратель! Нужно в замок Госа.
Наган сел на корточки. Ясно: Тарасов решил рискнуть и сделать обрыв не там, где планировалось изначально. Тарвит воспротивится. Времени в обрез, потому что альтернативного источника энергии хватит хорошо если на полчаса…
Стены мигнули, воцарилась темнота. Они засветились снова, но уже тусклее.
— Отнеси меня к стирателю, — выпучил глаза Тарасов.
— Надо действовать наверняка, — перебил его Тарвит.
Наган схватил его под мышки, и в этот момент стемнело окончательно. Тарвит-Тарасов смолк, вслед за Наганом вышел на первый этаж зиккурата, куда сквозь распахнутые ворота пробивался свет с улицы.
Наган прищурился, разглядывая парня, и сделал вывод, что сейчас перед ним Тарасов. Когда телом управлял он, у него опускались уголки губ, он втягивал голову в плечи и взгляд делался свинцовым.
— Чем докажешь, что ты Нагорный, а не болванка? — пробормотал он.
Неожиданный сюжетный поворот!
— У твоей Карины как минимум четвертый размер…
— Тьфу! Черти б ее побрали…
— Как докажу? Никак. Ты ж информацию проверить не сможешь. Разве что поступком своим: зачем мне вмешиваться в ваш… эээ… внутренний конфликт? Так что вопрос доверия.
Тарвит, которому на вид было не больше двадцати пяти и еще не сошла юношеская округлость черт лица, по-стариковски крякнул и проворчал:
— Первая тюремная заповедь — не верь, и она истинная. С доверием у меня туго, но придется сделать вид, что все в порядке.
— Знаешь, Виктор, ты тоже доверия не внушаешь, мягко говоря.
Наган выглянул из зиккурата: на улице бывшие сумеречные сбились в кучу, а их под прицелом держали лучники и арбалетчики, пока остальные грабили Цитадель. Не время суетиться, нужно все хорошенько обдумать, и Наган шагнул назад, обернулся и спросил:
— Что у нас по плану? Куда движемся, что делаем?
Тарасов на пару секунд завис, затем лицо его потеплело — вернулся Тарвит.
— Предлагаю оборвать связь Ундервельта с материнской реальностью, — сказал он. — Это самый безопасный вариант развития событий для мира. Нам надо в замке Госа посадить меня в такое же кресло, в котором сидел ты. Виктор против, ему больше хочется уничтожить нас.
«И мне», — подумал Наган, но промолчал.
Лицо Тарвита искривилось, и он проворчал:
— Лишний риск и никакого результата. Нет гарантии, что Ундервельт будет существовать отдельно от породившей его реальности. Он может, первое — просто исчезнуть. Второе — одна реальность наложится на другую, и произойдет катастро… О…ооо…
— Он сам не верит в этот вариант, — ненадолго прорвался Тарвит.
— Исчезни, цифра! Не перебивай. Третье: Ундервельт будет жить, но и тут вариантов множество: замкнутая, развивающаяся, злокачественная реально…О…ооо…
Снова вклинился Тарвит:
— При обрыве Виктор вернется в реал, а тело достанется мне, так что моя заинтересованность налицо…О…ооо.
— Лет ит би… — проговорил Наган, на него навалилась апатия, и любой вариант его устроил бы, но с Тарвитом ему сотрудничать нравилось больше, чем с Тарасовым. — Понял. Идем в Замок, отрезаем Ундервельт от реала. Я готов.
— Ты ничего не понял! — возопил Тарасов. — Так связь с реалом оборвется навсегда! А иначе можно было бы подыскать тебе новое тело…
— И было там одно слово: «если». Ни времени, ни условий у нас нет. Между жизнью и небытием я выбираю первое.
— Двое против одного, — подтвердил Тарвит. — Значит, идем к Госу, проводим обрыв, Краско больше не сможет подселять сознания и заставлять людей исполнять свою волю, и Виктор без труда прижмет его в реале. Как вам план?
— Валяйте, — Тарасов махнул рукой и исчез, Наган надеялся, надолго.
Он заставлял себя вовлечься в процесс спасения новорожденного мира, чтоб не думать о Яне, и поверхностный анализ проблемы породил множество вопросов, и Наган озвучил мысли:
— Надо полагать, времени у нас немного. Краско — бог этого мира, не постеснялся себя Госом назвать. Он накодил мне самозаряжающийся арбалет, почему бы не создать что помощнее? Я к тому, что работать надо быстро, ему ничего не стоит нарушить собственноручно созданные законы и прихлопнуть нас всех, пусть мир и сопротивляется.
— Замок Госа хорошо охраняется, его штурмом не возьмешь, наверное, если весь Ундервельт поднимешь, — говорил Тарвит, поглядывая на улицу. — Но сейчас Краско не набрал полной силы — раз. Он знает, что Тарасов, способный уничтожить его мир, здесь, и будет стремиться его ликвидировать. Теперь, подозреваю, без стирателя. Замурует нас туда, откуда нет выхода.
— С каждым днем он сильнее, — размышлял вслух Наган, прохаживаясь туда-сюда. — Но и мы будет усиливаться, если начнем объединять разумных Ундервельта против него.
