— Кофе?
— Нет, спасибо.
— Тут невозможно спать, — сказал старик.
— Займись лучше своими делами, старый оборванец, — сказала Гортензия и, повернувшись к страннику, произнесла: — Это мой дядя. Он себе на уме.
— Она так думает, — ответил одноглазый, который оказался совсем не глух. — Она так считает. Если бы у меня не было ревматизма, я был бы бодр, как юноша. Как настоящий юноша.
— Он что-то замышляет, — сказала Гортензия. — Несмотря на свой почтенный возраст, он все еще способен на шальные проделки. Кое-кто считает его колдуном. Он вправляет вывихи и гадает на огне. Он знает названия всех трав и знает, для чего их можно использовать. Раньше поговаривали, что он может беседовать с умершими.
— Россказни, — буркнул одноглазый.
— У него дома есть говорящая голова, которая рассказывает ему обо всем, что происходит в мире, — продолжила Гортензия, вытирая стол. Когда она это делала, ее мощная грудь уперлась в плечо мужчины, а ее колено коснулось его руки. Но ее никто не видел, только я однажды, когда была маленькой и испытывала перед этим языческий страх; были люди, которые утверждали, что это было радио, а не голова, но я заверяю вас, что когда я была маленькой, не было еще никакого радио — а я еще не старая, месье, мне двадцать лет; мне также говорили, что все это мне приснилось. Но я видела эту голову, да!
— Случайно, — сказал одноглазый.
— У него есть еще два ворона, которые шпионят за мной, они летают повсюду, садятся на подоконники, осматривают все вокруг, а потом рассказывают ему обо всем, что видели и слышали. Некоторые из местных молодых людей пытались их убить, но им это не удалось; напротив, юношей находили либо ранеными, либо вообще мертвыми.
— Совершенно верно, — произнес одноглазый.
Гортензия двинулась с места.
— Он единственный оставшийся в живых из всей моей семьи.
Странник раскурил трубку.
— Вы странствуете пешком? — спросил его старик. — Это гораздо более познавательно, чем на поезде или на автомобиле. Есть вещи, которых на большой скорости просто не заметишь.
— Да, это так.
— Вы будете ночевать здесь?
— Да.
— Тогда утром зайдите ко мне, и я покажу вам много интересных вещей. Вы же ученый и имеете дело как с числами, так и со статистикой.
— Откуда вы это знаете?
— Гортензия ведь сказала вам, что один из моих воронов видел, как вы пришли, а вы вполголоса про себя бормотали цифры. Странник улыбнулся.
— Итак, утром зайдите ко мне, — еще раз сказал старик и встал.
— Пикон я оставляю господину, — добавил он.
— Старый мошенник, — пробормотала Гортензия. — Он совершенно выжил из ума, совершенно. Но то, что я видела говорящую голову, когда была маленькой, правда.
Наступила тишина.
— Я отведу вас в вашу комнату, — сказала Гортензия.
Странник уже хотел было встать, чтобы последовать за ней, когда появился хозяин.
— Хорошо поужинали, месье Гюбернатис? А ты отправишься в постель, когда покончишь с посудой, — это Гортензии. — Так хорошо поужинали, месье Гюбернатис? В это время года ввиду незначительного, весьма незначительного количества посетителей возникают затруднения с поварами; трудность также в том, что сам я готовить не умею и без повара не могу приготовить ничего, кроме омлета. Так что у меня нет ни припасов, ни поваров. Короче, вы хорошо поужинали, месье Гюбернатис?
— Вполне достаточно. Я непривередлив в еде.
— Да-да, за этими словами скрывается упрек.
— Ни в коем случае. Я поужинал весьма неплохо.
— Удался ли этот небольшой омлет?
— Он великолепен.
— Гм.
Хозяин осмотрел странника сверху донизу.
— Если верить вашему удостоверению, вы мистер Гюбернатис?
— Да, это я. Вы в этом сомневаетесь?
— Ни в коем случае, ни в коем случае. Вы депутат?
— Да.
— Мой дом ждал вашего посещения, месье депутат. И… но… есть еще кое-что. Вы здесь никогда не были?
— Никогда.
— Вы в этом уверены?
— Конечно. Абсолютно уверен.
— Вы здесь никогда не были?
— Я же говорил вам, никогда.
— Даже во сне?
Гюбернатис задумался.
— Даже во сне, — ответил он.
Затем заметил:
— Странный допрос.
Толстощекий хозяин, озабоченно задававший вопросы, снова с огорчением посмотрел на него.
— Пожалуйста, извините, господин депутат, извините. Я склонен к некоторым преувеличениям. Это долгая история, которую я должен вам рассказать, долгая история.
Он устремил умоляющий взгляд на гостя, словно надеялся, что тот попросит его рассказать эту историю. Но тот, должно быть, устал от множества рассказанных в этот вечер автобиографических историй и скромно ответил:
— Каждому хочется рассказать свою историю.
Этот ответ, казалось, смутил хозяина; но его уже охватило лихорадочное возбуждение.
— Раз… — сказал он, — …решите, господин депутат, разрешите рассказать историю, ни в коем случае не похожую на другие. Ни в коем случае. Во-первых, моя история отнюдь не чрезвычайна. А вовторых, она все же необычна.
В это мгновение дверь тихо и медленно приоткрылась, и Гюбернатис увидел собаку. Она несколько секунд покружилась, потом легко и решительно прыгнула на стул между хозяином таверны и странником и уселась там.
— Эта собака принадлежит вам? — спросил Амадей.
Хозяин посмотрел в направлении собаки, словно хотел удостовериться в ее присутствии.
— Да. Это Дино.
— Конечно, у него тоже есть история, — сказал Гюбернатис.
Он посмотрел на собаку, но та сделала вид, что ничего не слышала, закрыла глаза и зевнула; потом снова равнодушно посмотрела в сторону.
— Он храбрый маленький песик, — растерянно сказал хозяин. — Моя история, господин депутат…
— Вы расскажете ее потом.
— Она проста, она коротка, она ясна. Послушайте, господин депутат, меня зовут Рафаэль Деснуэттес. Мой отец был служащим отеля, мой дед был поваром, мой прадед даже написал книгу о приготовлении пищи. Итак, вы видите, какой аристократией нашего дела мы являемся. Я не буду говорить об этом, чтобы пощадить ваши чувства, господин депутат, я же знаю, что вы радикал-социалист. Хорошо, итак, я скажу вам, что профессия наша наследственная, мы занимаемся ею и ею живем. Я хотел стать моряком, господин депутат. Я действительно стал юнгой. Но когда мой отец умер, я почувствовал, что должен вернуться к фамильному делу, и сделал это в основном для того, чтобы скрасить дни своей старой матери и утешить ее она была горничной и уважала наши семейные традиции. Итак, сам я вернулся сюда примерно десять лет назад. Моя мать умерла два года спустя. Я остался сиротой. А теперь я перейду к своей собственной истории. Через пять лет после того, как я осел здесь — я обращаю ваше внимание на то, господин депутат, что это произошло пять лет назад, — однажды, как вы сегодня, сюда зашел странник, который, как и вы, путешествовал пешком. Это был довольно крупный мужчина, вероятно, даже атлет, с очень красивым лицом, господин депутат, а глаза глаза его ослепительно сияли. Он зашел на часок, чтобы выпить кружку пива. Я не могу вспомнить, что он мне рассказал, когда я присел рядом с ним, чтобы поговорить. Я ничего из этого не помню, — пожаловался он. — Затем минут через десять он ушел, и тогда я понял, что меня посетила… обезьяна.
