Запульсировали и погасли плазменные пиксели.
От одностороннего разговора с «призраком» я почувствовал себя совсем загнанным в угол.
Через несколько часов ко мне без приглашения пришла Холли.
Вытирая потное лицо банданой (одной из Кувалдиных? Той, которую Зора повязала, как верх от купальника? Да и какое мне дело?), она поглядела мне в глаза с сосредоточенной отстраненностью, словно нас разделяла пропасть шириной всего лишь в фут, но глубиной в несколько миль.
— Брики устраивают сегодня вечеринку в честь сверхновой. Только что решили. Пригласили меня и мою бригаду. Но я решила сначала спросить у тебя. Нам можно пойти?
Я задумался. Если я прикажу моим людям не ходить, они скорее всего не послушаются. И это их право взрослых людей. У меня ведь тут не летний лагерь для подростков. Никаких проверок кроватей и комендантского часа. Да и вообще какой от этого вред? Через несколько дней Брики уедут — по собственной воле или по принуждению, — национальная гвардия уже многих таких увезла. Тогда моим проблемам придет конец.
— Конечно. Почему нет?
— Я так и думала, что ты это скажешь. Просто хотела проверить.
Холли уже собралась уходить, но помедлила и оглянулась.
— Сам придешь?
— Ни за что не пропущу.
— И опять же так и думала, что ты это скажешь.
Как ни крути, сверхновая была вполне подходящим предлогом для вечеринки.
Рожденная в насилии, звезда была чем-то новым, сияющим и совершенным. Да, конечно, преходящим — но вся жизнь, все достижения человечества преходящи. Кто может сказать, что лучше: ишачить день ото дня, накапливая энергию, или спалить все одним зрелищным фейерверком?
Я едва вообще не отказался от вечеринки. Долгое время я сидел на койке в одних трусах, не думая, а просто ожидая в подвешенном состоянии, чтобы что-то подтолкнуло меня в ту или в другую сторону. Наконец чаши внутренних весов качнулись, потревоженные каким-то подувшим из души ветром, и я встал и оделся.
В последнюю минуту я нацепил рабочий пояс. Рассекатель, который я повесил на него, когда помогал Леотису и Шейле, хлопнул меня по бедру. Наверное, мне нужен был какой-то символ моего статуса — для поддержки. Или уже тогда мои мотивы были более темными?..
Оставив кар на привычном месте, я пешком пересек пустую территорию между моим трейлером и вечеринкой, желая еще немного побыть один.
Кто-то из Золотой бригады принес магнитофон, из которого в тяжелом ритме ударных неслись бодрящие оцифрованные хиты. Перед домом стоял импровизированный стол из досок на двух пластмассовых козлах для пилки дров, а раздобытые где-то шторы служили скатертью. На всевозможных картонках под еду на вынос были разложены китайские разносолы, пицца, жареная курица. Кто-то из Бриков разыскал пластиковые тарелки в родной упаковке. Я таких уже много лет не видел: с тех пор как вступили в силу приложения к Монреальскому экологическому соглашению. В качестве выпивки — пиво, вино, пунш.
Прихватив бутылку пива, я некоторое время болтал с танцующими, кивал в знак приветствия, но ни к одному разговору не присоединялся.
Он стоял в тени, наблюдал.
— Майк.
— Кувалда.
— Рад, что ты пришел, приятель. Надеюсь, не в последний раз.
— Может быть. Ты намереваешься стоять тут один весь вечер?
Он рассмеялся:
— Один ноль в твою пользу, приятель. Иногда я слишком отстраняюсь. Минус работы. Но не мне тебе это объяснять. Нет, я прямо сейчас собираюсь повеселиться. И ты тоже, слышишь?
— Слышу.
Выйдя из тени, мы вместе направились к смеющейся толпе.
Когда мы подошли ближе, я узнал голос, который никак не ожидал сегодня услышать. Голос Друкера. Брики его одновременно притягивали и отталкивали, но он, наверное, услышал про вечеринку и ухватился за возможность узнать их поближе. Судя по всему, он был навеселе.
Говорил Коротышка:
— Ага, мы столько поработали, и теперь нам и впрямь кажется, что у нас тут вполне симпатичный дом. Обалденно лучше, чем на улице.
Друкер рассмеялся:
— На вашем месте я бы не слишком к нему привязывался. Распоряжение о вашем вывозе уже несколько дней как подписано.
В повисшей тишине музыка зазвучала жестко и чужеродно.
Все повернулись к нам с Кувалдой.
— Никогда не доверяй доброхотам, — сказал Кувалда.
Отражения цеплялись за клинок его ножа. Готов поспорить, я видел, как на кончике блеснула сверхновая, поселилась в мусорном кольце на пальце.
— Убери его, брат, слишком поздно.
— Ты никому не брат. А поздно или нет, зависит от того, чего ты хочешь.
Резкий тычок снизу вверх.
В этом поединке я схватил его правое запястье левой и сжал.
На стройке часто приходится поднимать тяжести, даже если ты — начальник.
Через несколько секунд он выронил нож.
— Как хочешь, Майк. И вообще, чтобы тебя завалить, нож мне не нужен.
Его пальцы у меня на горле — будто тиски робота. Я знал: еще несколько секунд — и он раздавит мне гортань.
Я нашарил рассекатель на поясе, сумел его отсоединить.
Прижал к его руке.
Нажал на спуск.
Кувалда попятился. Я уронил то, что осталось у меня в руке. В его лице застыло непонимание.
— Выходит, все сводится к лучшим инструментам… — произнес он и рухнул наземь.
Я отступил от хлынувшей к нему толпы. Увидел, как поднимает к губам рацию Холли, чтобы вызвать помощь… Она умеет сохранять спокойствие. Как я и говорил, она лучшая из всех, какие у меня были. Потом она бросила рацию в песок и побежала с остальными.
Я попытался заговорить, но вырвался лишь скрежет. Растирая горло, я поднял глаза.
Свирепо сияла одноглазая Кассиопея.
Время — водоворот, способный поглотить без остатка цивилизации, города, культуры…
Или людей.
Где теперь тот человек, который был так уверен в своих планах, своих убеждениях, в своем идеализме, так уверен, что благо многих перевешивает уничтожение единиц? Я гляжу в зеркало, но не могу его найти.
Кувалду увезли в больницу, и, лишившись центра притяжения, Брики распались на случайные компоненты, которыми были до того, как Кувалда выковал из них единое целое. Большинство выбрали лагеря для перемещенных и последующую жизнь в восстановленном Гарлеме. Остальные растворились, предпочли вернуться к голоду на улицах.
Проект катился под моим руководством, укрощенная колесница Кришны, слепая сила, уже раздавившая что могла. (Я думал, не уволиться ли — особенно если учесть постоянное безмолвное обвинение во взгляде Холли, — но понял, что бросить, не доведя до конца, не увидев плодов того, что уже причинило столько страданий, за что пролилось столько крови, будет бесконечно глупо.)
