- Не знаю. Пьяный, наверно был, - нагло ответил Поборцев.
- Что вы делали в запретной зоне?
- Ничего. Я лесник, хожу по лесу... Я не знал ни о какой зоне.
- А вот ваш начальник... Как, кстати, зовут вашего начальника?
Поборцев назвал. Он хорошо помнил то, что говорил дядя.
- Да, правильно. Очень хорошо. Ваш начальник сказал, что вы предупреждены. И, кроме того, должны были сопровождать специальную экспедицию, - сказал Курмаев. Говорил он неторопливо и вкрадчиво, будто подбирая удобные слова. - И где же экспедиция? Почему вы вернулись один?
'Вот черт! - подумал Алекс. - Они уже все раскопали! И с начальником связались! Вот подставил я дядю! Надо было обычным туристом представиться, что бы они тогда сделали?'
- Я проводил их до Засекино, дальше они сказали, что сами дойдут.
- Значит, вы - Петр Ильич Поборцев, сорока семи лет? Неплохо сохранились.
- Работа такая. Свежий воздух.
- Перестаньте лгать! Думаете, трудно узнать ваше настоящее имя? Поверьте, нетрудно.
- Зачем узнавать? Это настоящее имя.
- Мы здесь в игры не играем, господин Поборцев, - чиновник навис над задержанным, рассмат-ривая его узкими черными глазами. - Местный житель не опознал вас как лесника. Документов у вас нет. Кто вы такой? По-моему, мы с вами даже где-то встречались. У меня хорошая память на лица.
Поборцеву тоже показалось, что он когда-то видел это самодовольное лицо с хитрыми азиатскими глазками. Курмаев. И фамилия знакома. Он вдруг вспомнил: в армии. Этот человек был начальником особо-го отдела, 'особистом', как их называли тогда. Молодого солдата Поборцева изумил тот факт, что к капи-тану Курмаеву с докладом приходил командир части, полковник, а не наоборот. Среди солдат ходили слухи, что молодой капитан обладает неограниченной (разумеется, в пределах части) властью, и многие офицеры его побаиваются. Слушая эти байки, рядовой Поборцев не предполагал, что скоро познакомится с капитаном Курмаевым очень хорошо.
Алекс попал в эту часть после учебки, где осваивал специальность кодировщика. Помимо хорошей памяти, она требовала большой аккуратности, незаурядной памяти и точности. Спецсвязь в войсках осуще-ствлялась посредством специальных кодировочных машинок со сменным 'плавающим' кодом и несколь-кими 'ключами', менявшимися каждый день, каждую неделю и каждый месяц. Все оборудование было со-вершенно секретным и невероятно сложным механическим устройством, не использовавшим никаких элек-тронных методов кодирования, что сильно затрудняло взлом кода. Обучавший их сержант не без гордости рассказывал профессиональную байку о том, как однажды американцам удалось раздобыть такую машинку и даже несколько ключей. Вероятный противник потирал руки, расшифровывая наши шифрограммы, но все их потуги оказались напрасными: на бумаге выходила полная ахинея, типа 'грузите апельсины бочками'. Разбирая устройство шифровальной машины, Поборцев поразился уму и изобретательности ее создателей, рядом с которыми Левша казался примитивным ремесленником. Система носила ласковое цветочное имя 'Лютик'.
В новой части Алекс служил как все: топал по плацу, ходил в наряды, караулы, дежурил по столо-вой. И думал: зачем их столько готовили в учебке, если его специальность здесь на фиг не нужна? Впрочем, особенно с этими мыслями не заморачивался, как всякий русский прекрасно понимая значение слова 'бар-дак'.
Оказалось, надо было всего лишь подождать. Алекс узнал, что через некоторое время местный ко-дировщик уходит на дембель, и место становится вакантным. Но вмешались обстоятельства, и вместо долж-ности кодировщика Поборцеву предложили стать секретчиком. 'Предложили' - не то слово, конечно. В армии ничего никогда не предлагают. Поставили перед фактом. Но, вникнув в суть работы, Алекс не слиш-ком огорчился, если не сказать - обрадовался. По сути, он стал библиотекарем, с той лишь разницей, что посетителями были сплошь офицеры, а выдаваемая им литература имела грифы 'совершенно секретно' и 'особой важности'.
Не успев проработать и месяца, Поборцев удостоился внимания Курмаева.
- Ну, как служится, солдат? - неожиданно с отеческой заботой произнес капитан, зайдя в 'сек-ретку'.
- Нормально, товарищ капитан.
- Это хорошо. После работы зайдешь ко мне в кабинет. Знаешь, где?
- Знаю.
- Отлично.
Оставшееся до конца дня время Алекс строил догадки, зачем он понадобился всесильному особи-сту, но ничего придумать не мог. Почему-то предчувствия были не очень хорошими. И они оправдались.
Курмаев предложил ему чаю и конфет. Поборцев удивился такому радушию и вежливо отказался. Особист начал издалека. О тяготах и лишениях воинской службы, которые он, Курмаев, легко может скра-сить дополнительным отпуском, увольнительными и различными послаблениями. Даже проблема дедовщи-ны решалась легко и просто, стоит лишь слово сказать. Как у молодого солдата, проблемы с дедами у По-борцева имелись, но закладывать товарищей в части было не принято.
Алексу не надо было объяснять, что столь серьезное покровительство требует не менее серьезной отдачи, и когда Курмаев перешел к главному блюду, Поборцев понял, что переварить его не сможет.
Особист хотел, чтобы Поборцев негласно 'присматривал' за офицерами бригады и докладывал обо всех случаях нарушения правил пользования секретной документацией. Алекс мигом догадался, о чем речь. Многие офицеры грешили тем, что не возвращали книги или карты вовремя, брали их домой в военный городок. По внутренним правилам это было недопустимо, но две женщины-прапорщицы, работавшие в сек-ретке вместе с Поборцевым, смотрели на нарушения сквозь пальцы. Тут все друг друга знали годами, жили в военном городке в соседних парадных, а то и вовсе на одной лестничной площадке. Какие там шпионы?! Алекс понимал их, но Курмаев был иного мнения. Он приказал взять всех нарушителей 'на карандаш'. И в первую очередь своих сослуживиц.
Прапорщицы относились к молодому солдатику хорошо, жалели его, подкармливали, разрешали оставаться в секретке после работы, и Поборцев отдыхал там от серых армейских будней, спокойно читал, спал, писал домой письма. И вот, на тебе, такая хрень! Кроме них, предстояло заложить очень многих офи-церов, обращавшихся с ним как с равным. Поборцев даже честь им не отдавал. Просто хорошие, рабочие отношения. И своего непосредственного начальника пришлось бы записать, и командира взвода, в котором служил. Всех!
Алекс стал увиливать. Говорил, что некогда, много работы. Но Курмаев разбивал его доводы легко и непринужденно. Тогда пришлось сказать правду: не хочу, мол, никого закладывать!
Курмаев усмехнулся: что значит 'закладывать'? Не доносить, а докладывать о нарушениях режима секретности, что в конечном итоге приравнивается к нарушению обороноспособности страны! Никто не утверждает, что нарушители работают на вражескую разведку, но... гарантий нет. А правила существуют, и офицеры их знают! И так далее, и тому подобное. Курмаев наседал, Поборцев отнекивался. И тогда капитан сменил ласковый, завораживающий тон на другой. Доброжелательная улыбка куда-то подевалась, и лицо особиста приобрело совсем иное выражение. И вместо обещанных отпусков, теплой секретки и прочих благ Поборцеву пообещали кайло в руки и отдаленный стройбат.
