Левченко встрепенулся.
— Но для этого надо иметь наш же боеприпас?
И тут генерал, посмотрев в окно — серьезно произнёс:
— А они его ИМЕЮТ.
В кабинете повисла напряжённая тишина. Затем Левченко, нахмурив брови, спросил осторожно:
— То есть то, что едет сейчас в "газели"…
Калюжный кивнул.
— Он самый. Самый что ни на есть наш, родной. Со всеми необходимыми надписями и прочими безусловными признаками — по каким любой специалист его в лёгкую опознает.
Левченко задумался — а затем, посмотрев на генерала, сказал:
— И везут его вовсе не для того, чтобы сохранить в секрете, а, наоборот, чтобы где-то на какой-то границе продемонстрировать — дескать, вот они, злодеи, ату их! Так?
Генерал кивнул.
— Именно так. А теперь подумай, на какой границе это должно будет произойти? А?
Левченко развёл руками. Но генерал отрицательно покачал головой.
— А ты не торопись сдаваться. Ты подумай, подумай. Голова — она ведь не только для фуражки…
— Ну, разве что если методом исключения. Китайская — не годится; у Китая этих боеприпасов своих до хрена и больше, наши туда везти смысла абсолютно нет; да и ловить их там некому. Казахская? А дальше куда? Не к талибам же в Афганистан…. Если бы в Кабуле ещё наш поднадзорный режим был бы — куда бы ни шло, а так…. Никто не поверит, даже если этот груз и будет пойман. Азербайджан? Хм…. Азербайджан. От Дербента до Астары всего километров триста пятьдесят где-то…. Иран? — И тут глаза у Левченко неожиданно заблестели: — Значит, эта буча насчёт гребенника была спланирована той стороной именно в предвидении появления этой хрени на азербайджанской границе!? Так?
Генерал скупо улыбнулся.
— Наконец-то. Я уж думал, ты ещё часа два будешь гадать на кофейной гуще. И не гребенника, а гребневика. Ихтиолог из тебя…. В общем, что-то долго ты соображал, я уж было вообще решил надежду утратить.
Левченко кивнул.
— Сам удивляюсь; на меня сам факт такой наглой доставки радиоактивного вещества прямо к нашему порогу что-то уж больно крепко подействовал.
Генерал кивнул и едва заметно улыбнулся.
— Я тебе больше скажу — когда Одиссей в первый раз нам донесение по этому грузу отправил — считай, неделю назад, из Львова — я поначалу тоже слегка охренел, и даже, скажу тебе честно, малость подрастерялся. Всё никак не мог понять, зачем они эту беду сюда, в центральную Россию, так настойчиво волокут. Даже, грешным делом, подумал, как и ты — что хотят в Москву эту бомбу притащить да и рвануть, чтобы в пределах МКАДа ничего живого не осталось. Знаешь, что меня от этих мыслей отрезвило?
— Что?
— Очевидная бессмысленность этой затеи. Ну, взорвут они эту бомбу у стен Кремля. Ну, погибнет тысяч двести, может, триста… а смысл? Для чего? Нет видимой цели для такой пакости.
— А шантаж?
— Тоже думал. Не вытанцовывается шантаж, видишь, какая петрушка. Для действенного шантажа надо этим ребятишкам, которые этой хренью нас вдруг задумали бы пугать, прямо на ней сидеть — в ином случае мы бы, рано или поздно, но механизм контроля им бы поломали. А сидеть на ядерной бомбе — невелико удовольствие. И уйти, ты понимаешь, после такого шантажа очень трудно! Если вообще возможно.
— Максим Владимирович, когда вы узнали, что этот груз — наш ядерный боеприпас?
Генерал едва заметно, одними глазами, улыбнулся.
— Вчера.
— Во Владимире?
Калюжный кивнул.
— В нём. Но об этом я тебе чуть позже расскажу. Пока нам не до беллетристики. Отряди-ка ты прямо сейчас в этот Гороховец своего Ведрича — пущай он там завтра утром, как откроются конторы, пошукает в местном исполкоме, в отделе, какой предприятия регистрирует, фирму, что была зарегистрирована в марте-апреле, и которая оформила контракт на поставку в Иран какого-нибудь товара. Контракт этот в таможне должен быть оформлен — для возврата НДС; и, ежели майор такую фирму и такой контракт в исполкоме и на таможне обнаружит — стало быть, именно эта фирма и есть наш главный объект поиска, и мы всё о ней — включая, с кем спит директор и длину ног секретарши — должны знать самое позднее к завтрашнему вечеру. Фирм, конечно, за эти два месяца могло быть зарегистрировано и несколько, но вот внешнеторговые контракты с Ираном вряд ли они в массовом порядке подписывали. Такой контракт должен быть один! На поставку не важно чего, не имеет значения; имеет значение лишь факт наличия самого контракта. — Генерал решительно достал из кармана пачку сигарет, закурил — и, выпустив первый клубок дыма, добавил: — Завтра у нас в этом Гороховце будет решающий бой. Решающий, подполковник! И вступить мы в него должны во всеоружии. А какое главное оружие современной войны, знаешь?
Левченко кивнул.
— Информация.
— Так точно. И, ежели мы завтра будем обладать достаточной информацией — победа будет за нами! Жаль, конечно, что Одиссей нам номера этой "газели" не смог сообщить — но, думаю, эта нехватка не фатальная. Хотя, конечно, они бы нам очень и очень не помешали…
***
— Саша, а зачем вам эта машина? — голос Натальи Генриховны доносился до Одиссея, как сквозь подушку. Чёрт, как же тяжело, катастрофически невыспавшись, ехать по пустынной трассе, идущей среди однообразных унылых хвойных лесов — пусть даже пассажиром! Но спать нельзя; недавно проехали Алгасово, похоже, уже въехали в Рязанскую область; шанс догнать неуловимую "газель" рос с каждым километром. Если бы ещё не дурацкие вопросы хозяйки могучего "бентли"…
Хотя — почему дурацкие? Девушка проявила немыслимое великодушие, позволила ему воспользоваться своей машиной для какой-то не совсем ей понятной погони за некоей мифической "газелью" — стало быть, имеет полное право поинтересоваться и целью данной погони. В конце концов, это её (вернее, её папы, как стало ясно из разговора Натальи свет Генриховны с водителем Андреем) автомобиль! И девушка согласилась предоставить этот безумно дорогой лимузин в полное распоряжение Одиссея — лишь только тот её об этом попросил! Самаритянка из Ветхого Завета — и та бы прослезилась перед таким бескорыстием, не говоря уж о том, что в наши времена рассказ о подобных подвигах достоин был бы быть выбит золотыми буквами на мраморных досках! Впрочем, Одиссей спинным мозгом чувствовал, что истинная подоплёка подобного альтруизма мажористой девицы лежит втуне, и ему ещё доведётся узнать, отчего это девушка вдруг решила ему помочь. Ибо взгляды у барышни, время от времени отпускаемые с заднего сиденья в его сторону, были какие-то уж больно… как бы это правильнее выразится? пожалуй, заинтересованные.
Что ж ей ответить? Поменьше туману, это однозначно — даже в таком нежном возрасте прекрасная половина человечества отлично разбирается в любой фальши, её на мякине не проведёшь. Что ж, попробуем отвечать уклончиво — может, и получиться?
