- Сдайте оружие и следуйте за мной. Вы арестованы.
Я в этой жизни понял лишь одно:
я в этой жизни ничего не понял.
И смежив веки, с болью в сердце вспомню:
сей человек был презираем мной.
Прости меня, коль сможешь, храбрый воин,
за мой горячий благородный пыл.
В борьбе со злом я, кажется, забыл,
что легче биться с ним, нежель с самим собою.
И легче мнить себя единственным, великим,
вершителем судеб, спасителем людей,
чем знать, что ты - никто, и более нигде
не станут сохранять потомкам твои лики.
Что ты - посредственность, посредник, лишь замена,
а тот, другой, в любой явившись миг,
тебя попросит прочь. И бой с собой самим
труднее всех боев и битв всех знаменней.
И преклонив колени пред тобой,
тебя я славлю, воин,
выигравший сей бой!
Глава шестая
"Достойно истинного мужчины биться
с врагом, не жалея живота своего, но
еще достойнее, зная, что сам бессилен,
уступить место другому".
Мэрком Буринский
1
Их разоружили, оставив только личные вещи; правда, начальник стражников пообещал, что оружие пребудет в целости и сохранности до освобождения хозяев. Но паломникам было не до того. Тролль, назвавшийся Хлэммом, перебравшись через завал, сообщил, что Ворнхольд Всезнающий погиб. Еще тролль очень просил начальника стражи о приватной беседе, так что тот повелел отвести пленников в тюремные камеры, а сам пообещал подойти позже.
Пилигримы были настолько ошеломлены известием о гибели Ворнхольда, что даже не думали сопротивляться. Впрочем, сопротивление не имело смысла. Бежать? Но куда? Прочь из селения, к льдистым змеям, или может быть в Нижние пещеры? Долго ли они продержатся там без защиты Всезнающего?..
Их даже не стали связывать, просто повелели взять свои вещи и следовать за стражниками к месту заключения.
Тюремный сектор располагался у внешней границы селения, и идти туда пришлось по Центральному коридору, под любопытными взглядами горян. Впрочем, "любопытными" не значило - "враждебными". Наоборот, многие смотрели на вернувшихся паломников с искренним сочувствием, а некоторые даже ободряюще улыбались им. Но еще больше горян, необходимо признать, вообще никак не реагировали не проходивших, безразлично пожимая плечами и продолжая заниматься своими делами.
Не обошлось и без инцидентов. Когда процессия проходила мимо трапезной, оттуда, как на беду, вышел Карган, все в том же грязном фартуке с полуоторванным карманом. Он злорадно скривился и громко произнес:
- Наконец-то убийца Бефельда получит по заслугам. Чужакам не место в нашем селении.
Одмассэн резко повернулся и оглядел его с головы до ног:
- Кто ты такой, чтобы говорить эти слова? Ты друг Бефельда? Нет. В таком случае пойди и займись тем, чем положено.
Ренкр угрюмо посмотрел на Каргана:
- Я уже говорил тебе, что следует почаще следить за тем, что вылетает из твоего рта.
Долинщик был не на шутку раздосадован всем происшедшим, и появление прыщавого поваренка оказалось последней каплей в чаше гнева:
- Мнмэрд, что ты там говорил о поединках?
- Утихомирьтесь! - прогремел один из стражников. - У вас и без того достаточно забот. А ты, Карган, прикуси свой паршивый язык, иначе мне придется отвести тебя туда же, куда и их, и посадить в одну камеру с этими пленными.
Юнец что-то злобно прошипел и исчез за дверьми трапезной.
- Вот так намного лучше, - хмыкнул стражник.
Мнмэрд повернулся к Ренкру:
- Ну вот. Для полного счастья не хватает только Гэккен.
Ренкр рассеянно кивнул, погруженный в свои мысли.
Но ожидания Мнмэрда не оправдались, девушка так и не появилась.
Процессия вошла в тюремный сектор. Пещеры, в которых содержали заключенных, обычно пустовали, потому что редко использовались по назначению - за неимением преступников. Стражники отперли порядком заржавевший замок в ближайшей из дверей и впустили паломников внутрь.
При появлении горян из центра пещеры во все стороны брызнули юркие черные тени.
- Интересно, что они здесь жрут? - грубовато проворчал Мнмэрд, опасливо ступая внутрь и разглядывая имеющиеся к их услугам удобства.
В полумраке камеры можно было различить две грязные подстилки из рваного полотна и гнилой соломы, торчащей во все стороны. Никаких других предметов меблировки не наблюдалось.
- Н-да... Нет, вы только посмотрите, до чего они довели бедных животных! - наиграно воскликнул молодой горянин, указывая на подстилки. - Заставлять зверюшек кушать эту вот солому! Бессердечные все-таки у нас...
- Хватит, - оборвал его Одинокий. - Не стоит вымещать на других свое раздражение.
В это время явился начальник стражников - высокий седовласый мужчина с небольшими щетинистыми усами над верхней губой. Он немного хромал, на левой руке не хватало двух пальцев, а лоб пересекал старый шрам.
- Мне очень жаль, - сообщил он, лязгнув мечом на перевязи, - но это самое лучшее место, куда мы можем вас сейчас поместить. Надеюсь, вэйлорн в ближайшее же время займется вами, а нет - я устрою вас получше.
С громким сварливым скрежетом дверь камеры захлопнулась, в скважине с трудом повернулся ключ, и стражники ушли прочь.
Одмассэн молча развязал свой заплечный мешок и, расстелив дорожную скатерку, начал выкладывать оставшиеся припасы.
- Давайте-ка перекусим, - глянул он на парней из-под густых бровей. - Мнмэрд, на-ка факельный держак, у нас еще остались факелы зажги один. Пристраивайтесь, у нас впереди долгий разговор с Монном и, надеюсь, выступление в Пещере Совета. Ренкр, ты на самом деле всерьез решил, что хочешь отправиться в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк за осколком Камня жизни?
Тот рассеянно кивнул.
- Тогда тебе руководить войском, - категоричным тоном заявил Одмассэн.
- А как же Монн? - язвительно поинтересовался Мнмэрд.
- Оставьте это мне, - отмахнулся Одинокий.
Утомленный загадками и тайнами, обрушившимися на него за последнее время, Ренкр даже не стал удивляться такому не в меру самоуверенному заявлению Одмассэна. Он только отстраненно хмыкнул, отодвинулся в угол камеры и
словно провалился в темный колодец, очень похожий на тот, где их с Трандом оставил дракон, колодец, который, похоже, даже не знал, что существует такое слово, как "дно".
Ренкр падал и падал, мимо него с бешеной скоростью проносились выгнутые замшелые стены, он изредка протягивал руку и касался влажных прядей мха, и они как будто ласкали ладонь. Затхлый воздух несся ему навстречу, вбиваясь в ноздри, застревая в волосах, раздувая рукава легкой полотняной рубахи. Где-то внизу вдруг возникло алое свечение, которое начало пульсировать в такт биению его сердца. Потом свет выплеснулся на него, обжигая глаза, окутывая парня своим холодноватым туманом, надрываясь на все голоса:
