Эволюция «Андромеды» - Дэниел Уилсон

Похожую на ту, из чего была создана лента, но далеко не одинаковую.

Желудок Стоуна сжался, когда подъемник замедлился, достигнув верхних слоев атмосферы. Чтобы избежать смерти от сильного сопротивления воздуха, ему пришлось замедлиться до все еще невероятной скорости в пятьсот миль в час. Планета снова выросла, охватив собой почти все поле зрения. И тогда, взглянув вверх, Стоун заметил, что верхняя часть серебристого троса залилась черной краской.

– У меня хватит времени, Нидхи? Скажите мне правду.

– Вам осталось всего пятьдесят миль…

– Правду!

– Трос очень тонкий, Джеймс. Он слишком быстро темнеет. По моим предположениям, «Андромеда» доберется до вас за считаные минуты. Может, за две, может, за три.

Стоун быстро сделал мысленные расчеты. Двигаясь со скоростью пятьсот миль в час, ему потребуется шесть минут, чтобы преодолеть последние пятьдесят миль. Это была простая математическая задача с ужасным ответом – ему нужно проделать расстояние в пятьдесят миль за две минуты.

– Я должен ускориться, – заявил Стоун. – Это просто, Нидхи. Пятьдесят миль за две минуты. В три раза быстрее.

– Стоун, в этом случае вы сгорите при входе в атмосферу, – возразила Ведала. – Вы умрете.

– Мы обязаны попробовать, – настаивал Джеймс. – Нидхи, у нас нет другого выбора. Мы просто обязаны.

Ведала заметила отчаяние в голосе Стоуна.

Любой другой человек взял бы паузу; возможно, подождал бы, пока не стало слишком поздно. Тем не менее, несмотря на угасающее действия морфина, доктор Нидхи Ведала ясно понимала каждую переменную в этом уравнении, включая собственные эмоции.

И тогда она нажала на кнопку.

– Держись крепче, – велела она.

Стоун не мог ответить – дыхание перехватило от резкого увеличения скорости спуска.

– Я сообщу, когда придет время взрывать трос и прыгать вниз, – обещала Ведала. – Готовьтесь, Джеймс. Будет больно.

В последнем замечании Ведалы было неясно, говорила ли она с Джеймсом или же с собой. Все участники миссии прекрасно понимали, что вероятность выживания Стоуна снизилась практически до нуля.

Стоун слышал и чувствовал пронзительную вибрацию металла на металле, которая, казалось, пронзала кости. Его зрительное восприятие постоянно нарушалось тряской.

– Максимальное ускорение…

Голос Ведалы пропал за хаосом дрожи. Стоун ощутил прилив крови к голове, когда ускорение подняло его с места, – тем лучше, ведь металлическое дно, сталкиваясь с частицами верхней мезосферы, начало сильно нагреваться. Согнувшись, Стоун поднялся в положение стоя.

Он выглядел как человек на трамплине перед прыжком в бесконечность.

– Пятьдесят секунд, – доложила Ведала, хотя Стоун больше не узнавал ее голос. Вокруг вспыхнула корона пламени, словно взмывающий вверх водопад света.

В течение нескольких секунд Стоун даже любовался его великолепием.

– Дружище, осторожнее там, – призвал Комаров. – Вы сгорите до пепла. Отсюда вы похожи на огненный шар.

Почувствовав очередную вибрацию, он поднял глаза и тотчас обратил внимание, что микроскопические части механизма вращения начали распадаться. Скорость и трение оказывали на подъемник разрушительное воздействие. Когда невидимые частицы столкнулись с лентой над головой, они в момент превратились в парящий огненный хвост.

– Я в порядке, все хорошо, – доложил Стоун. Его голос был едва различим среди рева помех. Теперь платформа летела вниз со скоростью более тысячи миль в час.

Это станет последней радиосвязью.

Изображения катастрофического снижения были получены при помощи телеобъективов, расположенных на борту трио бомбардировщиков дальнего действия «B‐150», работающих на максимальной высоте. Самолет-шпион заметил сюрреалистическое зрелище – конус голубоватого пламени, струящийся по изогнутой белой нити света. Среди этого огненного ада в колеблющихся линиях пламени едва проглядывалась одинокая фигура. А за полыхающим конусом холодная пустота черного космоса накрыла сине-белый горизонт.

Радиосигнал больше не передавался, но Стоун все равно закричал, когда случайно коснулся лбом стекла своего шлема и обжегся о раскаленную поверхность. Ткань скафандра обугливалась, а подошва ботинок начала плавиться.

– Тридцать секунд, – прошипел голос внутри шлема.

Решетка под ногами обрела красный оттенок, и вскоре капли расплавленного металла начали проноситься мимо, точно метеоры. Стоун, стиснув зубы, потянулся вниз, чтобы схватиться за ремень на талии. Следуя за ним обеими руками, он сфокусировался на золотой чеке, установленной в задней части контейнера с кумулятивным зарядом.

Удивительно, но она так и осталась на месте, даже не сдвинувшись с места.

Перед глазами Стоуна предстал образ раскаленной пустыни, на песках корой лежала сильно пострадавшая женщина. Кровь ручьем текла из запястий, образуя на песчинках огромную лужу. Этот образ родился из воспоминаний о засекреченной черно-белой фотографии, которая в конечном счете превратилась в ночной кошмар.

– Пятнадцать секунд, – отсчитывал голос. – Держитесь, Джеймс.

Почерневшей от пламени перчаткой Стоун отсоединил первый карабин. Теперь оставался лишь вторичный ремень, прикрепленный к золотой чеке. В кругах ядерной стратегии подобный метод детонации назывался «смертельно опасным». Взрывное устройство, в отличие от устройства с предохранителем, обязательно сработает, если не найдется специально обученный человек, способный его остановить.

– Не отключайтесь.

С закрытыми глазами и сжатыми в агонии зубами Стоун цеплялся за ремень и плакал испаряющимися слезами, пока вокруг полыхал ад. На фоне яркого сияющего света он открыл глаза и увидел зеленую массу южноамериканского континента. Это зрелище не имело для него логического смысла. Джеймс видел его водоворотом оттенков – невероятно красивым рисунком, состоящим из зеленых, бирюзовых и коричневых цветов.

Представший перед ним вид не имел ничего общего с текущей болезненной жизнью.

Стоун видел этот вид в материалах «Андромеды». Его родная мать лежала мертвой на песке Аризоны. Кровь ее превратилась в пыль, и она поднималась вихрем на горячем ветру. Это была его единственная фотография, единственное воспоминание о ее лице.

Миллисекунда за миллисекундой Стоун чувствовал, как его сознание исчезало в ревущем хаосе. Он чувствовал жару пустыни, чувствовал, как она поглощала его и разносила кровь жарким дыханием – точно так же, как это случилось с матерью и отцом, которых он никогда не узнает, и с миром, в котором у него никогда не было возможности вырасти. Всю его жизнь безжалостно украла «Андромеда».

Джеймс слышал далекий, шепчущий на ухо голос. Нежный голос… Он изо всех сил пытался расслышать слова.

– Мама? – спросил он.

– Пора! – закричал голос. – Пора! Пора!

Джеймс Стоун ощутил, как подкосились колени. Он повернулся и упал с горящей платформы. Он почувствовал щелчок ремня и выстрел заряда. С сотрясающим грохотом канистра взорвалась в бледном клубе дыма.

Никаких видимых эффектов не происходило еще целых пятнадцать секунд.

Последующее мерцание пламени произошло на высоте тридцать семь миль над поверхностью земли, далеко за пределами тропосферы. Это было необычное зрелище для тех, кто в тот момент его наблюдал. И из тех немногих свидетелей никто не заметил падающее пятнышко.

Пятнышко в форме человека.