Еще один шаг по направлению к абсолютному маразму. Какого черта он здесь делает? И почему он чувствует себя так погано?
— У меня такое состояние, как будто бы кто-то подсунул мне пару таблеток снотворного.
— Ого.
Дуган взглянул на него.
— Но ты-то себя так не чувствуешь? Ты ведь совершенно невозмутим.
— Я, конечно, немного испуган. Но у меня нет ни нервного напряжения, ни головной боли.
— А почему твоя голова должна болеть? — сердито спросил Дуган. Их разговор как будто бы был взят из "Алисы в Стране Чудес". — Головная боль не заразная.
— Если вы с шестью приятелями красите что-нибудь в закрытой комнате, то к концу работы у всех заболит голова, не так ли?
— Да уж, пожалуй. Но это не…
— Нет, это не так. Нам еще повезло с погодой. Так и есть, по-моему, эта штука порядком чадит, и ты это чувствуешь. Это по тебе заметно.
Хиллман сделал паузу, и выдал еще одну вещицу из "Алисы в Стране Чудес.
— Есть ли стоящие идеи, полицейский?
— То есть?
Хиллман удовлетворенно кивнул:
— Хорошо. Если появятся — дай знать. У меня в сумке для тебя кое-что есть.
— Это маразм, — сказал Дуган срывающимся голосом. — То есть это абсолютное сумасшествие. Разворачивай эту штуку, Хиллман. Я хочу обратно.
Ив немедленно сосредоточился на единственной фразе в мозгу, так остро и точно как только мог. За последние три дня в Хэвене он понял, что Брайен, Мэри, Хилли и Дэвид могут лишь пассивно читать чужие мысли. Он почувствовал это, хотя до конца осознать и не смог. К слову, он понял, что они не могли попасть в его мозги до тех пор, пока он сам это им не разрешал. Он начал думать, не связано ли это с куском металла в его черепе, сувениром Германской мины. С ужасающей ясностью ему представилось картофельное пюре и серо-черная штука, вращающаяся на снегу. Он тогда еще подумал: "Вот это для меня. Кажется я труп". Дальше был провал в памяти, вплоть до того, как он очнулся во французском Госпитале. Он вспомнил, как болела его голова, вспомнил сиделку, которая целовала его, чьи груди пахли анисом, и то, как она говорила, коверкая слова, как для маленького ребенка. "Ge taime, mon amour. La guerre est fini. Ge t'aime. Ge t'aime les Etats-Unis".
"La guerre est fini, — думал он сейчас. — La guerre est fini".
— Что это? — резко спросил он Дугана.
— Что ты имеешь вви…
Ив направил «Чероки» на обочину, подняв тучу пыли. Они уже удалились полторы мили от городской черты, а до фермы Гэрри оставалось мили три или четыре.
— Быстро, не думая, скажи мне о чем я думал!
— Tour fini, ты думал la guerre est fini, но ты с ума сошел, люди ведь не умеют читать мысли, они не…
Дуган замолк. Он медленно повернул голову и уставился на Ива. Ив явственно ощущал подрагивание его напряженной шеи. На лице его были заметны лишь огромные глаза.
— La guerre est fini, — прошептал он. — Вот что ты думал, и еще что она пахла лакрицей.
— Анисом, — улыбнулся Ив. Ему вспомнились белые бедра и ее тесная промежность.
— И я увидел мину на снегу. О, Господи, что же будет? Ив представил трактор.
— А теперь?
— Трактор, — выдохнул Дуган. — «Фармэлл». Но ты не те шины представил. У моего папы был «Фармэлл». Это шины "Дикси Филд-Босса". Они не подойдут к…
Дуган неожиданно повернулся, вцепился в ручку дверцы, открыл ее, и выпрыгнул. Его вырвало.
— Рут однажды попросила меня зачитать эту цитату из Библии, если мне выпадет честь вести ее погребение, — говорил преподобный Гуринджер таким мягким голосом, что этому позавидовал бы и преподобный Дональд Хартли, — и я очень горжусь ее пожеланием. По-моему…
(la guerre ты думал la guerre)
Гуринджер остановился, и легкая тень удивления пробежала по его лицу. Человеку со стороны могло бы показаться, что кто-то выпустил с неприличным звуком немного газу, и неподобающий запах послужил причиной остановки.
— Она заслуживает еще нескольких строк. Они…
(трактор «Фармэлл» трактор)
Еще один укол воображения Гуринджера, и это снова отразилось на его лице.
— не из тех стихов, я полагаю, которые любая христианка должна заслужить, прежде чем просить. Вслушайтесь в то, что я вам сейчас прочитаю, и согласитесь, что это вполне относится к Рут Маккосланд.
(это шины "Дикси Филд-Босса")
Дик Эллисон покосился влево и поймал взгляд Ньюта, устремленный вдоль прохода. Ньют выглядел испуганным. У Джона Хартли же в замешательстве приоткрылся рот и глаза поползли на лоб.
Гуринджер было сориентировался в пространстве, но быстро снова потерял ориентировку: он чувствовал такое возбуждение, что из главы церемонии превратился в студента-богослова, испугавшегося толпы. Но этого почти никто не заметил: чужаков гораздо больше занимали самочувствие или великие идеи. Жители же Хэвена сплотились, как только почувствовали опасность, перескакивая из одного мозга в следующий, пока не зазвучали единым хором — это был новый колокольный перезвон, звучащий в диссонанс.
(кто-то наблюдает за ними)
(лезет не в свое дело)
Бобби Гремайн взял руку Стефани Кольсон и сжал ее. Она ответила легким пожатием, сопровождаемым взглядом больших коричневых глаз — испуганных глаз лани, услышавшей щелчок затвора охотничьего ружья.
(на 9 шоссе)
(так близко к кораблю)
(и сам полицейский)
(мусор, да, но необычный мусор — мусор Рут, которого она любила)
Рут хорошо знала эти голоса. И вот теперь они звучали в мозгах чужаков, людей новых для Хэвенской инфекции. Некоторые из них напоминали людей, очнувшихся от легкой дремоты. К этому типу относилась и подружка Представителя Брэндона. Она, как ей казалось, была за много миль от этого городка — работала незначительным клерком в Вашингтоне, и ей как раз пришла в голову идея об усовершенствовании учета данных, и эта идея должна содействовать быстрому продвижению по службе. И вдруг мысль, которая не была ее мыслью, она могла поклясться в этом
(кто-то же должен их быстро остановить!)
вспыхнула в мозгу, и она даже посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что не крикнула это в действительности.
Но тишина нарушалась лишь проповедником, снова пришедшим в себя. Она взглянула на Марта, но Марта сидел в полном изумлении, уставившись в витраж, как загипнотизированный. Ей показалось это скучно, и она вернулась к собственным мыслям.
— Кто же может найти такую добродетельную женщину? — читал Гуринджер немного неровным голосом. Он колебался в неверных местах и даже несколько раз замолкал. — Цена ей куда выше звезд. Сердце ее мужа полностью доверилось ей, и он не пожалел об этом. Она принесла ему лишь добро и ни капли зла за все годы совместной жизни. Она разыскивала шерсть…
