— Mamma mia! — только и сказал он в крайнем изумлении. — Арчи, ты можешь мне поверить, но это Тим написал сам… В голове мгновенно ставшего серьезным Арчи все словно перевернулось и встало на свои места. В одну цепочку выстроились и страсть сына к кабинету и записям прадеда, и владение тремя языками, хотя дома все эти языки и звучали, и скоропалительный отказ от памперсов, и, наконец, эта дурацкая, пустая трубка во рту…
— Ну, дед?! — все еще не придя в себя окончательно, протянул он. — Неужели у него все получилось?
С осторожным любопытством, словно впервые, посмотрел на ребенка.
— Иди-ка сюда, малыш.
Они сидели рядом на полу, прямо среди разложенных листов бумаги, исписанных стариковским и детским почерком. Маленький Тим удобно устроился на ноге отца, не выпуская из левой руки все ту же трубку.
— Ты помнишь деда, Тим? — стараясь не волноваться и говорить естественным голосом, начал разговор Арчи.
— Конечно, помню, мы с ним много играли, тогда, до болезни. Он хороший, — добавил ребенок неуверенно и на несколько секунд запнулся, — жаль очень.
Взрослые переглянулись значительно.
— А что ты еще помнишь, — продолжал допытываться Арчи.
— Когда я был маленький, — очень смешно начал ребенок, помнишь, как я испугался пожарной машины с этой сиреной? Да, столько всего… — увлеченно продолжил Тим достаточно живо, несмотря на то, что часть букв выговаривал совсем по-детски. — А помнишь, когда ты был маленьким, то очень боялся, когда приходил Вителли, с этими страшными усами…
Джанкарло инстинктивно прикоснулся к верхней губе, которая лишилась украшения лет пятнадцать назад, когда Эзери при всех на конференции заявил, что усы эти напоминают ему о старой доброй сицилийской мафии.
Челюсти у взрослых попросту отвисли. Малыш, заметив эту реакцию, нейтрально продолжил:
— Столько всего разного в голове… — И замолк посреди неоконченного предложения.
В университете вскоре распространился слух, что Вителли наконец взялся за ум и ушел в науку. Он оставил практически все административные посты и сутки напролет проводил в кабинете и лаборатории старого Арчи. Синьора Вителли после недолгого сопротивления смирилась с подобным положением вещей. Терпеливо носила его любимую лазанью и даже находила в новой ситуации определенные преимущества: взять, например, его вечный, абсолютно невыносимый храп.
Родителям Тима также пришлось смириться с тем, что малыш долгими часами находится в кабинете и в лаборатории. Как это было двадцать лет назад с молодым Арчи, так и теперь, именно Вителли проводил с ребенком большую часть времени. Правда, Тим успевал сбить себе коленки, бегая за мячом или обучаясь езде на велосипеде. При всей физической невозможности падения с трехколесного велосипеда, ему это неоднократно удавалось проделать. Маргарет не единожды истово крестилась, находя в детской кроватке книги, названия которых не то что не понимала, но с трудом читала, хотя там же бывали и сказки Андерсена.
Ребенок рос абсолютно здоровым, хотя успел переболеть, как и полагается, корью. Ему было почти четыре года, когда Вителли поставил вопрос о том, что мальчику можно получать диплом университета. К ним прибыла впечатляющая комиссия. Маленький Тим продемонстрировал уникальные знания по многим дисциплинам, взрослую оригинальность и самостоятельность мышления. Пожилой, почти совершенно седой профессор, председатель комиссии, все же настаивал на том, что для получения диплома столь авторитетного учебного заведения необходимо, чтобы соискатель прослушал весь курс. Попытки членов комиссии, совершенно очарованных ребенком, убедить его в уникальности ситуации и возможности незначительного отступления от правил, ни к чему не приводили.
Тим Эзери в строгом костюмчике, так гармонировавшем с серьезным, подобающим важному случаю лицом, но лукавыми глазами переглянулся с Вителли и, получив ободряющий, многозначительный кивок, подошел к профессору. К тому времени мальчишка уже мастерски имитировал не только голос старого Арчи, но и его манеру говорить… Никто не услышал того, что сказал юный соискатель на ухо председателю комиссии, но тот моментально изменился в лице и лишь спустя секунд двадцать вымолвил традиционное:
— Mamma mia! — И профессорская подпись легла на полагающееся ей место.
К чести присутствующих, нужно сказать, что о происходящем знало весьма ограниченное число лиц. Понимая, что любая информация, попав в прессу, может исковеркать жизнь ребенка, окружающие бережно хранили тайну: кто-то считал мальчишку вундеркиндом, юным Моцартом в науке, посвященные же оставались абсолютно немыми.
И потому не было ничего удивительного в том, что только после выхода нескольких статей в рамках проекта «Наследие», статей, которые невероятно раздвинули представления и возможности нейрофизиологии, в старой квартире начали раздаваться звонки.
— Здравствуйте, Тим, — с нескрываемым восторгом почти кричал с риском рассыпаться от усилий старенький профессор из Филадельфии в разговоре с Арчи, будучи абсолютно уверенным, что говорит с внуком великого Эзери и соавтором статей, — это невероятно, это прорыв…
Арчи принимал поздравления за сына, отбивался от журналистов, разговаривал с коллегами. Шестилетний Тим большею частью пропускал эту суету мимо ушей, как обычно, на долгие часы запираясь с Вителли в кабинете прадеда.
Джанкарло за прошедшие годы изменился до неузнаваемости. Он заметно похудел, что, безусловно, пошло ему на пользу, обзавелся тонкими щегольскими усиками и навечно водрузил на крупный нос очки. Он упорно сторонился журналистов, выбирался в университет, чтобы прочитать лекции, на которые сбегались студенты, свои и чужие, и вновь скрывался в лаборатории. Такое поведение бесконечно поражало тех, кто знал его в прошлом. За Вителли отбивалась супруга, она принимала поздравления, кормила многочисленных визитеров непременной лазаньей и рассказывала, что ее супруг с головой ушел в работу.
Однако, несмотря на все усилия, информация о гениальном ребенке распространялась и в ученом мире стали ходить удивительные, просто невероятные слухи. Даже достаточно близкие знакомые находили странным то, что авторами статей значились Арчи и Тим Эзери и Джанкарло Вителли. Да, всем известно, что младший Арчи получил надлежащее образование, но по стопам деда не пошел, состоявшись в журналистике, но Тим… Одним словом, ситуация не только выходила из-под контроля, но становилась критической.
Взрослые сидели в гостиной, пили охлажденное белое вино, кувшин которого прихватил Вителли, и вели серьезную беседу. Мальчишка гонял мяч во дворе со сверстниками, и, выйдя на балкон, можно было услышать его звонкий голос.
