Холмов-Линдберг за эти дни свыкся с Атлантикой, отделенной только слоем железа толщиной в палец. Океана он не видел, зато по ни на минуту не прекращающимся ударам чувствовал его силу и буйство. Свыкся он и с бухтами канатов и с цепями, лежащими здесь ржавыми кучами.
Свыкся даже с крысятами, прибегавшими полюбопытствовать при свете мизерной лампочки на необычного пассажира. Спал Холмов в гамаке и крыс не боялся, укрывался старым матросским бушлатом. Тетради Линдберга он бережно держал при себе, а вот прибор не уберег: что-то в приборе сильно понравилось крысам, и они изгрызли его дотла.
Браслет наручника с левой руки в первый же день спилил ему напильником могучий кочегар Иван, тот самый, которого Ростислав назвал товарищем. Он и оказался верным товарищем. Вот только конспирацию не соблюдал: палуба сильно гремела под его ногами.
Как-то в очередной раз Иван пришел с другим матросом тревожный.
Говорил по-ярославски, на “о”.
– Понимаешь, Ростислав, какая петрушка: наш человек радист рассказал: передавал он радиограмму про тебя -мол, едет террорист на судне с бомбами. Полиция у них настырная, наверняка в порту перевернет “Николая” от клотика до киля. Найдут. Мы тут меж собой посоветовались и решили: бежать надо тебе.
– Куда ж бежать? До Нью-Йорка идем без остановок. Да и как убежишь - вплавь далеко, а шлюпку не спустишь, это целая история, да и не даст никто.
Тут заговорил другой матрос, тряхнув черным чубом:
– Э, не журись, казак. Мы придумали кое-что. Подрассчитали - смываться тебе надо под вечер и поближе к берегу. Притормозить придется пароходик, да это уже наша печаль: уголь пойдет плохой или сломается что.
– И придумывать не над о,-угрюмо вставил кочегар,-в паропроводах свищ на свище. Надрываемся, держа давление в котлах, понимаешь.
– Вот, казак, слыхал? В темноте с верхней палубы стащим по-тихому махонькую лодочку -то ли пробковую, то ли каучуковую надувалочку спасательную; значит, ход стопорим, будто оказия какая… Это чтобы тебя не захлестнуло или, не дай бог, под винты не затянуло…
– Пора на вахту нам,- поднялся Иван,- так ты понял, Ростислав? К вечеру будь готов.
– Хорошо, мне лишь бы до берега добраться, уйти от этого черта Макферсона подальше.
Чернявый матрос дружески положил руку на плечо Холмова:
– Ничего, обойдется. Поплывешь в Америку сизым селезнем.
К вечеру Холмов был готов. То есть надел поверх тужурки просторный бушлат. Пароход сбавил ход. Атлантика теперь не так яростно штурмовала железное тело парохода.
За Холмовым пришел чернявый, потащил за руку полутемными коридорами и вывел к небольшой площадке, на которой Иван заканчивал надувать резиновую лодку.
Прибежал третий матрос:
– Скорее, механик ругается на чем свет стоит, требует хода и штрафами грозится.
– А пошел он, кровосос,-сказал Иван, скидывая в лодку весла, баклагу с водой и сверток с сухарями.
Чернявый дал Холмову три луковицы: - Лучок дает бодрость и обостряет зрение. Ну, казак, в добрый час…
В откинутую створку грузового борта Холмов увидел наконец близкое черное зеркало воды и мечущиеся в нем яркие звезды. Лодка тихо шлепнулась об воду. Держась за трос, он спустился в легкое судно и тут же почувствовал, что лодка отпущена и удаляется от борта. Машины на “Николае” не грохотали, слабый аварийный свет лился из иллюминаторов и капитанской рубки. Но через минуту свет вспыхнул ослепительно, под кормой вздулся бурун. У Холмова от свежего воздуха голова шла кругом, но он работал веслами как мог. По плоским валам скакал луч прожектора, приближаясь к лодке. Беглец бросился на деревянную решетку, уложенную поверх дна. Лодка провалилась в промежуток между волнами, луч скользнул дальше. А через минуту набравший полный ход корабль ушел уже далеко.
Через полчаса Холмову стало жарко. Он устал грести,. Ковши обеих Медведиц, в Ленинграде стоящие почти над головой, здесь едва не черпали океанскую воду. Ветер дул с северо-востока, это устраивало. Холмов продел весла в рукава бушлата и закрепил подобие паруса вертикально.
Океан мерно качал легкую лодку. Ни берега, ни огней. Очень хотелось спать, но спать Ростислав себе позволить не мог: боялся прозевать какоенибудь судно или угодить под него. Так прошла длинная сентябрьская ночь. Несколько раз на горизонте появлялись огни, но Холмов даже не кричал, понимая, что крик завязнет в поле водяных холмов.
Утром показался берег. Поднимающееся солнце приятно грело спину.
Холмов опустил руку за борт. Вода оказалась прозрачной - на удивление и почти по-летнему теплой. После завтрака он постирал в океане давно нуждающуюся в этом рубашку, а потом и носки. То и другое моментально высушило солнцем и ветром. Он хотел даже окунуться; увидел чуть поодаль скошенный назад треугольный плавник акулы, усомнился и купание отставил.
На медленно приближающемся берегу уже различались брошенные горстями рафинадных кубиков дома. В полукилометре пропыхтела под стук дизеля рыбачья черная шхуна, выгребаясь против ветра в океан. Но теперь она была не нужна.
Вдоль всего побережья тянулись причалы, склады, бараки, коттеджи.
Холмов облюбовал участок поспокойнее и направил лодку к нему. Над маленьким причалом он увидел щит с надписью “Приват”, но делать было нечего. Из дощатой ярко окрашенной будки вышел негр в голубой холщовой робе и такой же шапочке с длинным козырьком. Он принял конец брошенного Холмовым троса и умело привязал лодку. Негр с почтением посмотрел на горящие на солнце студенческие эполеты и попытался разобрать название корабля, написанное вокруг борта лодки крупной славянской вязью. Но не разобрал. Славянин Холмов и сам не смог бы прочитать название, окажись он на месте американца. По-английски он говорил тоже неважно; больше на пальцах объяснил, что пароход потерпел крушение.
– Оверкиль,- сочувственно кивнул негр,- иес, иес.
Негр провел спасшегося на берег, где рядом с лодкой стоял врытый в землю стол со скамейками.
– Хангри? - спросил он.
Если что хотел Ростислав сейчас, то как следует выспаться на нормальной постели, которую не колотит со страшной силой океан. Но ничто так не сближает людей, как общая трапеза, а предстояло как-то приспосабливаться к местным условиям, хотя бы на время. Ростислав принес из лодки сухарики и пару оставшихся луковиц, а негр выставил на стол мягкий соленый сыр и две бутылки пива. Они славно перекусили. Рядом, на необыкновенно яркой зеленой траве, пасся крутолобый бычок. За высоким металлическим забором в сотне шагов суетились матросы, бегая по сходням двух небольших военных светло-серых судов - миноносцев или тральщиков. Рядом с ними легко покачивался на воде красавец катер с летучими обводами корпуса… Негр перехватил его взгляд.
