– Ты, конечно, как знаешь, – заявила Муся, перехватив мой взгляд, – но лично я бы просто оставила на этой Алле знак, и пусть са-ма с собой разбирается. – И, напоследок картинно полыхнув глазами (вышло очень эффектно!) – легко выпорхнула из моего домика. Вот в этом она вся! Просто помочь ей мало. Обязательно нужно разбавить доброе дело советом.
Альханэ улыбнулась на прощанье и молча выскользнула следом. В этом тоже она вся… Нет, и Муся совсем не жадная! Но Альханэ – щедрая.
Алла лежала на новом диване, почти с головой закутавшись в бежевое
одеяло.
По привычке я вспорхнула было на люстру, но вместо любимого хрус-тального великолепия мне навстречу рванулся бронзовый монстр. Понят-но… Люстра это единственное, что она выбирала без меня. Тогда я распо-ложилась на подлокотнике любимого кресла Аркадия, изучая уже не столь-ко Аллочку, сколько своё отношение к ней.
После того, что она со мной сделала, мне действительно стоило бы пос-тавить на ней отметину, как советовала Муся. Такой своеобразный белый зигзаг над головой и чуть сзади, видный даже днём, если прищурить глаза. Сообщение для других: Осторожно! Тут вас могут обидеть! Пока он дер-жится – а это очень долго, если не снимать специально ни одна разумная муза не подлетит и близко. Говорят, что проклятие музы – страшная кара для человека, который привык творить. До сих пор прибегать к нему мне не приходилось, но, думаю, у меня получилось бы.
Только вот… У Аллы был такой жалкий вид и такой… беззащитный… А я к тому же не была уверена в том, что в случившемся нет моей вины.
И я дала еще один шанс нам обеим. Перебралась к ней в изголовье и настроилась на нужный лад…
Должно быть, та встряска укрепила нашу связь, потому что я на редкость быстро и легко начала «слышать».
…Она подходила его поцеловать, а он отстранялся и говорил: «Извини, у меня появилась мысль…» и бросался к своим рисункам; она покупала би-леты в театр, а он бормотал: «Прости, мне нужно поработать вечером, пока есть запал»; она пыталась сделать сюрприз, готовила подарок – он осматри-вал его и морщился: «Я не хотел часы этой фирмы, все говорят, что они нена-дежны, и слишком дорогие к тому же…» Она начала делать ремонт, а он зая-вил: «Дорогая, ну к чему эти глупости? Мне и так было хорошо…» Она пыта-лась дать ему совет по работе – он закрывал руками свои наброски: «Ты же всё равно в этом не разбираешься!»
Чем лучше я понимала её, тем больше проникалась сочувствием. Я никогда не смотрела на Аркадия с этой стороны. Для меня он всегда был готов на всё. Но для Аллочки, живой и энергичной, живущей в ми-ре людей, он действительно не подарок, а тем более не идеал. Он всег-да занят работой – а если не работой, так её поиском, а если не поис-ком работы, так поиском идеи… Таким, как он, активная забота просто не нужна.
С ним рядом Аллочка не могла раскрыться как творец, ведь сфера её творчества совсем не пересекается с его интересами. Но она ведь в этом не виновата, правда?
Я смотрела на нее, и у меня созревал план…
Муся, мелко-мелко перебирая крылышками, зависла около входа в мага-зин – кажется, мебельный, в котором находилась Аллочка, и, по ее собственному выражению, «производила отбор». Самую сложную часть работы она взяла на себя. Все-таки Муся – девчонка хорошая. Хоть и с пло-хим характером!
Пока мы ждали, Альханэ заинтересовалась одуванчиками (у них очень приятная на вкус пыльца), а я, заметив неподалёку в траве стайку воробьёв, помахала им рукой. Эти птички всегда были моими любимцами. Я даже бол-товню их понимаю лучше, чем каких-нибудь скворцов или зябликов. И они всегда отвечали мне взаимностью. Вот и сейчас самый крупный подлетел и дружески клюнул меня в плечо. Я погрозила ему пальцем – он сел на землю и боком скакнул от меня.
Рядом раздался радостный детский смех: чей-то карапуз заливался, показы-вая на меня пухлым пальчиком. Когда музы собираются вместе, маленькие де-ти могут видеть свет их крыльев. На всякий случай я отодвинулась от подруги и перевела взгляд с детей на взрослых… Больше никто не обращал на нас вни-мания; малыша скоро унесли… Люди сновали взад и вперед, входили и выхо-дили из магазина – и то тут то там над ними слабо светились знаки в виде зиг-зага – проклятие музы. Я никогда не замечала, как их, оказывается, много…
– Ты волнуешься? – Альханэ подняла лицо. Нос у нее был жёлто-оран-жевый. У тебя крылья дрожат…
Во что я её впутала?
Уговаривать их пришлось долго.
– Ничего более безумного в жизни не слышала, – заявила Муся немед-ленно.
– И это говорит муза, способная окрасить нимб в черный цвет! – не удержалась я. Правда, сейчас он у нее, хвала небу, нейтрально белел, как и прозрачное платьице. Зато крылья… 0! крылья стали цвета непроглядной глянцевой тьмы. И с овальными красными пятнами снизу, как у одной из тропических бабочек Альханэ…
Муся, как обычно, пропустила мою реплику мимо ушей, Альханэ же за-думчиво произнесла:
Вообще-то я слышала, что так делают. Когда нужно ну, по каким-то причинам – привлечь творческое внимание человека к какому-то предме-ту, музы объединяются и… Самой тебе, пожалуй, не справиться, но общими силами мы сможем.
– Мы? – переспросила Муся и уставилась на неё.
– Ну пожалуйста! – Я тоже посмотрела на Альханэ – умоляюще – и да-же задёргала крылышками. На манер её любимых бабочек…
Я убеждала их, что ни от кого не получала такой творческий заряд. Я го-ворила, что убрать преграду на пути к старому, проверенному источнику пыльцы легче, чем искать новый…
На самом деле я, конечно, лукавила. Альханэ это почувствовала.
Правда заключалась в том, что мне очень, очень хотелось помочь Арка-дию. Для меня он почти друг, а вовсе не «источник»… Да что там почти!
Друг. И, возможно, самый близкий. Пусть у него всё будет хорошо. Да и у Аллы тоже.
Ладно, улыбнулась Альханэ.
Муся казалась озадаченной.
– Угу. Ну допустим, – сказала она. – С Лирой мне всё ясно. Она романтик, но при этом экспериментатор. Но ты-то, Альханэ – неужели ты это одобря-ешь? Зачем создавать себе такие сложности? В мире столько других людей…
– Не скажи, – протянула Альханэ. – Ведь нас тоже немало. Если кто-то из лю-дей много лет подряд призывает тебя и только тебя, – это ведь о чем-то говорит?
– О чем? – Муся изогнула чёрную бровь. Любит, ох любит она такие жесты!
– Об уникальности вашего контакта.
– Точно! – обрадовалась я. – Уникальность! Судьба! Ведь не только мы выбираем людей, но и они нас! Согласитесь, это к чему-то обязывает!
– А почему, собственно?
Альханэ объяснила, спокойно и прямодушно:
– А потому. Если ты не поможешь тому, кто тебя позвал, для чего тебе вообще крылья?
