— Знает, конечно. Он просто не знает, что все
предыдущее — тоже наших рук… Ну что? Вы меня отпускаете?
— Конечно. Вы же парламентер.
— Мое предложение остается в силе. Рекомендую воспользоваться. Настоятельно. Мало того что вы никогда не пожалеете об этом…
— Послушайте, Панкратов! — Крис наконец обернулся. — Я знаю, что у вас очень много денег. Безумно много. Я знаю, что у вас в руках огромная и изощренная власть. Но я знаю еще и то, что с вами на одном гектаре я срать не сяду. Вы меня поняли?
Панкратов коротко кивнул. Потом полез в карман. Достал малиновое кожаное портмоне.
— Возьмите вот это, — сказал он. — Как пользоваться, разберетесь. Дора научит. Потом еще поговорим. Ну и… В общем, я хотел бы получить Ященко… хотя бы к утру. Можно мертвого. Мне все равно. Остановите вон там…
— А по частям? — мрачно спросил Коломиец.
Панкратов не ответил.
Когда секьюрити подобрали своего принципала и тяжелый серый джип резко ушел на левый поворот, подрезав встречный поток машин, Крис вдруг издал негромкий, сдержанный, но от этого не менее торжествующий вопль.
— Есть! — И лицо его обрело выражение, которого окружающие давно не видели: это был Крис, Настигающий Добычу. — Женя, гони на Чистые пруды! Ха-ха! Наверное, придется подраться, но совсем чуть-чуть…
Крис ошибся: драться не пришлось вообще.
Вход со двора, неряшливое здание, вход с вертушкой и пустой застекленной будкой вахтера, где разложены для продажи: кувалда, шарнир для дивана-кровати, дверной засов, домкрат, ступа и пестик. Пустой и гулкий холл, воняет непонятно чем, соляркой? Лестница, залитая чем-то липким. Хода на второй этаж нет, дверь вообще забита накрест. На третьем — ряд одинаковых железных дверей, где: продажа видеокассет оптом, кухонная мебель, обои и кафель, ремонт телевизоров и видеомагнитофонов…
Крис бежит впереди всех большими шагами и, наверное, не замечает, как сам показывает себе дорогу пальцем.
Дверь вообще без вывески.
Комнатка об одном окне, да еще разделена пополам полуперегородкой. Два молодых человека, один чем-то похож на исхудавшего Пьера Ришара в ранней юности, а второй — типичный крутоплечий качок, шеи нет, короткая стрижка и маленькие внимательные глазки — нависают над столом, на котором разложены части какого-то устройства. Крис отстраняет их легким жестом — и они повинуются! — и проходит к окну. На подоконнике лежит потертый кейс…
Качок будто бы хочет достать что-то из-за пояса, но оседает под пристальным взглядом Коломийца. Крис, зажав кейс под мышкой, выходит… а Коломиец, воровато на него оглянувшись, быстро и коротко стукает молодых людей лбами и опускает на стулья. Обратным движением руки выдирает несколько проводов из того, что разложено на столе, сует их в карман и выходит следом. Крис отошел всего лишь шагов на пять.
На лестнице им попадается навстречу еще один качок — с картонной упаковкой пивных бутылочек в руке. Он даже (в несвойственной людям подобного типа манере) уступает дорогу и некоторое время смотрит вслед диковинной компании. Потом — идет дальше. Зеленому БМВ, возникшему за эти три минуты у входа, барон кинжалом прорезает оба передних колеса. Поднимает вой сирена.
Плевать.
«Волга», за рулем которой Коломиец, выкатывается из двора на бульвар, вливается в железный поток — и несется в сторону Покровки, налево — а-ля джип Панкратова подрезав с визгом встречный ряд — по Покровке, еще раз налево…
— Кристофор Мартович, — подала голос Хасановна. — Позвольте посмотреть, что вам Панкратов сунул.
— Да-да, — вспомнил Крис. — Где оно?.. А, вот.
Хасановна осторожно взяла портмоне, взвесила в руках, поднесла к лицу, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь…
— С ума сойти, — сказала она и раскрыла портмоне. — Просто не могу поверить.
— Что это? — спросил Крис.
— С помощью этой штучки Панкратов заглядывал в будущее, — сказала Хасановна. — Самая ценная вещь, которая у него была. И он ее отдал. Просто так. Не понимаю.
— Что значит — заглядывал?
— Вот сюда — видите, внутри тут зеркальце вклеено? — надо смотреть одним глазом. Через какое-то время… в общем, становится понятно, что будет с каким-то местом, или человеком, или… Он говорил, что с помощью этого зеркальца во время гражданской избежал десятка расстрелов. Во время нэпа деньги добывал: лотерей тогда было множество…
— Действительно, странно, — сказал Крис. — А вы этим зеркальцем пользовались, Хасановна?
— Выезжала несколько раз по заданию. — Хасановна поджала губы. — Либо эта вещь ему уже не нужна, либо…
— Либо он уверен, что вместе с нею заполучит и нас, — закончил мысль Крис. — Хасановна, а что бы вы сказали по этому поводу? Принять нам его предложение?
— Я так и не поняла до конца, в чем оно состоит, — вздохнула Хасановна.
— Отправиться в далекое доисторическое прошлое и зажить там новой жизнью.
— И все?
— Этого не так уж мало.
— Я о другом. Мне не верится, что Панкратов способен так резко изменить себе. Что он стремится всего лишь тихо жить где-то вдали от цивилизации. Нет. Тут что-то большее.
— Мне тоже так показалось, — тихо сказал барон. — Скажите, Дора Хасановна-сан, он очень властолюбив?
— Не думаю. Власть для него — один из инструментов, вот и все. Он умеет пользоваться этим инструментом, заботится о нем… И то же самое касается денег.
— А в чем вы видите его настоящую цель?
— Я задаю себе этот вопрос уже семьдесят лет…
— Послушайте, — подал голос Коломиец. — Ведь если он создал что-то в далеком прошлом — то хоть что-то должно остаться? На раскопках там…
— Конечно, осталось, — сказал Крис рассеянно. — Вся мифология, например. Боги, титаны, асы, ваны… герои, чтоб им пусто было. Огонь дарили, огнем жгли…
— Так этот наш Илья Кронидович — он что, получается — Илья-пророк, что ли? — с каким-то быстрым ужасом в глазах взглянул на Криса Коломиец. — С гранатометом?..
Крис помедлил. Потом пожал плечами. Потом — кивнул. И снова пожал плечами.
— То есть они и есть — боги? Такие... А впрочем… — Коломиец с шипением втянул воздух через уголок рта. — Гады.
Альберт Мартович, он же «братец Майкрофт», появился собственной персоной вечером, где-то в начале седьмого. Такой же поджарый, как Крис, но сутуловатый, по-генеральски коротко стриженный, с морщинистым лбом и тяжелыми воспаленными веками, он казался старше моложавого Криса не на шесть, а на все тридцать шесть лет.
Возможно, обстановка в квартире, где он бывал нечасто (но иногда задерживался надолго) и где он привык видеть абсолютную расслабленность и необязательность, удивила его — однако виду он не подал. В конце концов, что такого особенного в плотном запахе кофе, табака, виски (Коломиец смахнул локтем на кафельный пол плохо стоявшую бутылку) и ружейного масла? В скоплении знакомых между собой людей — пусть даже вооруженных? В общем состоянии тревоги, ожидания и взвинченности — в наше-то забавное время?
