— Ничего, — заключил он, нажав на кнопку пульта и вырубив видеомагнитофон. — В камеру никто не входил.
Я криво усмехнутся.
— Похоже, Ульяну убил призрак.
— Похоже, — неожиданно согласился Серапион. — Незримо прошел мимо камер, отсек девочке голову, бросил саблю и был таков. Это, по-твоему, я должен сказать ее родителям и прессе?
Я пожал плечами.
— Не знаю. И потом, не мне учить тебя прятать концы в воду.
— Шутник, — проронил Серапион без улыбки. — А умнее идеи есть?
Я покосился на пакет для улик и брякнул:
— А это не сабля, Ася. Это катана.
Серапион хмыкнул и спросил по-китайски:
— И Ху Ли? — затем полюбовался на мою вытянувшуюся рожу и перевел: — Ну и что?
— Ничего. Так, для общего развития.
Серапион устроился в кресле поудобнее и вынул из пачки сигарету.
— Ладно, — вздохнул он, демонстрируя безграничное терпение и смирение. — Валяй, рассказывай.
— Ну… это меч японских самураев, — начал я. — Им наносят очень глубокие рубленные раны. Кстати! Во время Второй Мировой катаны запросто перерубали ружья юсерам. И все остальное тоже.
— Угу, — проворчал Серапион. — Мораль: наш убийца самурай. Так родителям покойной и скажу.
А я в этот миг застыл, внезапно увидев, как встали на свои места события вчерашнего и сегодняшнего дня — безумно, невероятно; мой разум сопротивлялся извращенной логике происходящего, однако я понимал, что все было именно так. На мгновенье реальность утратила цвет и звук, смазалась, отступая на задний план, и я увидел две сменившие друг друга картинки: блеск катаны в туалете «Парадиза», тело Трубникова на полу; лицо Ульяны — спокойное и счастливое, а на глаза наползает смертная пелена.
До этого стоявший, я осел в кресло, испугав Серапиона возможным повторением «подозрения на инсульт». Сотовый завибрировал в кармане джинсов; я вынул его негнущимися пальцами, не совсем понимая, что делаю.
— Каширин? — голос прозвучал с извращенской радостью, и я почувствовал запах цветочных духов. — Ты быстро соображаешь, умница моя. Только не болтай, о чем додумался, в дурку свезут.
— Варахиил? — пролепетал я заплетающимся языком. — Это все ты?
Услышав имя звонившего, Серапион вскинул голову и нахмурился.
— Она не вовремя начала кукарекать о делах не по ее разуму, — объяснил Варахиил. — А у меня есть запасной меч, милый, помни об этом.
И трубка разразилась издевательскими короткими гудками. Я надвил на кнопку отбоя (с первого раза по ней не попав) и засунул телефон в карман (опять же не попав сразу). Серапион задумчиво наблюдал за тем, как я ковыряюсь с вещами, а затем поинтересовался:
— Варахиил? Кто это?
— Так, знакомый, — промямлил я с совершенно мне не свойственной кривенькой гримаской. Серапион посмотрел на меня весьма и весьма выразительно.
— А с чего у него имя архангела?
Я истерически хихикнул и пожал плечами. Действительно, с чего бы… у него бы… архангельское имя..?
— Это кличка, — сказал я как можно беззаботней. — Кличка такая.
— Понимаю, — кивнул Серапион и, протянув руку, снял с полки роскошный альбом религиозной живописи. Сверившись с оглавлением, он открыл его на нужной странице и придвинул ко мне.
«Николай Крапивенцев „Восемь“» — прочел я и стал рассматривать то, что можно было бы назвать парадным корпоративным портретом. Архангелов действительно оказалось восемь, и изображены они были, насколько я понял, совершенно неканонично (Архангел Михаил, к примеру, был облачен в форму генерала МЧС, а Рафаил держал в руках стетоскоп), хоть и с крыльями невиданных размеров.
— Забавно, — признал я. — Этого Крапивенцева еще не отлучили?
— А смысл? Он ведь псих, в дурдоме навечно. Однако картина оригинальная. А вот, — Серапион постучал пальцем по одной из фигур, — тезка твоего друга. Архангел Варахиил.
Он скромно стоял во втором ряду, улыбающийся, черноволосый и кудрявый. С букетом васильков и ромашек в руке.
* * *
Я ушел домой в полном смятении духа, пожаловавшись Серапиону на головную боль и туман в глазах и вытребовав под это дело отгул. Альбом с занимательной картинкой я забрал с собой, наварил кофе антрацитовой черноты и сел на кухне с лупой изучать живопись психа.
Журналист всегда сохраняет спокойствие — ему крайне необходима холодная, здраво соображающая голова, чтобы лезть в гущу событий, этой самой головою не рискуя. Случиться действительно может всякое, и ни к чему лишаться работы или здоровья по банальной глупости или из-за неумения держать себя в руках. Не очень хорошо, например, получилось, когда моя коллега по газете Лина Седакова, вместо того, чтобы писать репортаж об автокатастрофе с места событий, грохнулась в обморок. И я решил вспомнить прошлое и пойти к ныне происходящему с позиций журналиста, которому всякая чертовщина до одного места, и божественное тоже.
Открыв альбом, помимо вполне канонических икон византийского письма, я обнаружил, кроме Крапивенцевского полотна, еще массу, занимательных картинок. Впечатлили меня «Рафаил и Товия» работы Макса Трахтенбурга, радостно распивающие пивко да под рыбку весьма любопытный, кстати, вариант примитивизма. Михаил Архистратиг в серпентарии тоже был неплох, и очень порадовал Иеремиил в белом халате продавца за прилавком с весами. Я искренне посмеялся над миниатюрной «Благовещение», где бедолагу Гавриила приняли за взломщика, но смех мой быстро иссяк, когда я прочел в аннотации, что талантливый живописец Хапенков покончил с собой, поняв, что «божественное не должно изображать в комичном виде».
Психопат Крапивенцев, по всей видимости, и не думал обхихикивать небожителей, пойдя по пути придирчивой разумности: мол, если вы — Исцелитель, то и стетоскоп вам в руки, а то к рыбе любой дурак — ах, пардон, примитивист! — пиво подрисует, и еще какой-нибудь разворот добавит. Что ж, вполне современный подход.
На Варахиила в васильках и ромашках я взглянул в последнюю очередь и вздрогнул: сходство было разительное. Однако мой скептический ум ставил сверхъестественные версии на последнее место, и я быстро придумал следующий вариант: некий гражданин не поладил с «крышей», сдвинувшись на религиозной почве, и возомнил себя архангелом, после чего решил, что недурно и мечом помахать, защищая красивую девушку от воображаемых бед. При зрелом размышлении эту версию я отмел: чокнутый-то он чокнутый, и на всю голову, а вот как прошел мимо камер слежения и проник в запертую каморку сектантки, не отпирая дверь?
И тогда я испугался. По-настоящему, до дрожи в коленках. Многие люди относятся к сверхъестественным существам примерно как к тигру в зарослях: может быть, он там есть, может быть, нет, и, разумеется, тигры существуют как вид, но вот лезть в эти кусты, чтобы выяснить наличие или отсутствие хищника совершенно незачем. Я сам так думал — а тигры вдруг вышли из-за кустов и стали расхаживать вокруг меня.
