- Дуйся, дуйся, - торопила Тисам.
Что давай-то, подумал я, сюда бы Ли, где Ли?.. Или Тинку!
- Festina lente (Cпеши медленно, - лат.), - сказал Юра.
Желобок, образовавшийся по экватору зиготы, на наших глазах превращался в ров, словно тело нашей красавицы как раз по талии ловко заарканили лассо и затягивали до тех пор, пока перетяжка не разделила ее на две равные части - две клетки, из которых через известное время образовалось четыре...
- Как переспелая ежевичка, - сказала Янка.
Процесс пошел: морула, затем...
- Как ягода морошки, - сказала Тамара.
Я вдруг подумал, что вот так же, как Афродита из пены, могла бы вызреть и настоящая Тина, живая, смеющаяся, бойкая, рыжая-рыжая... Сперва Тина-клеточка, махонькая, почти невидимая, затем... Э-эхе-х... Пока мне не за что зацепиться... Ведь то, что мне иногда слышится или видится во сне... Тинин бред... Вернее, мой бред о Тине... Его ведь ни на какие ворота не намотаешь...
Эхе-хех...
Стас со своими искусственными матками и плацентами, хорионами и пуповинами и всей своей плодоносной кухней едва поспевал за усердно работающей Аней. Глядя на нее со стороны, нельзя было ею не любоваться. Прежде, чем поместить свеженькую зиготу в стенку такой матки, Юра тщательно изучал ее, зиготы, жизнеспособность по сиянию ауры. Эти огромные клетки, хранящие теперь ядра наших первенцев, плыли по фиолетовому полю экрана, как путеводные звезды по вечернему небосклону, и мы, как волхвы, устремились за ними в неизведанный новый мир с огромной надеждой на наших глазах сбывающейся мечты. Юра и сам был заворожен таким необычным удивительным зрелищем, выглядел торжественным и счастливым. Все зиготы светились по-разному, и это было в порядке вещей - каждая несла свой, так сказать, запас индивидуальности, но все они светились, сияли, блистали во всей красе своими жизненными красками, кружась в своем первом вальсе, смеясь и сверкая. В этом празднике рождества новой жизни Аня безоговорочно преуспела. Это, несомненно, ее заслуга, что наши клеточки задышали, заговорили, отвечая на наши вопросы. Ее и только ее. Все это понимали и Аня, может быть, впервые за многие годы была горда тем, что стала причастной к деяниям мирового значения, о масштабности которых в тот момент можно было только догадываться. Так глаза ее не блестели ни в Париже, когда мы бродили по Булонскому лесу, ни в том далеком счастливом, сверкающем молодостью подвале бани, когда она была по уши влюблена в меня...
- И Аня, и Юра, - продолжаю я, - с особой тщательностью относились к своему делу, и по всему было видно, что эта работа доставляет им огромное наслаждение. Каждый шаг, каждое их движение были выверены и грациозны, и можно было смело говорить, что их геномы (и они это признавали!) реализовались вполне. Так вот в чем смысл их жизни! Они светились, их глаза сверкали, они были счастливы. И было от чего: ведь мы совершили паломничество в неизведанную страну Творения. И та Анина угроза, когда мы с ней остались вдвоем («я надеюсь, у тебя хватит мужества признать, что твоя Пирамида может и не состояться»), мне казалось, вскоре забудется. Но утром при встрече Аня задала мне новый вопрос:
- И какой же стиль отношений ты теперь мне предлагаешь? - спросила она, когда мы встретились.
Если бы я мог знать! Но не мог же я разорваться!
О Тине я старался не думать. Я давно уже возвёл её в ранг Мастера, а сам прикинулся Маргаритой! Чтобы Мастер диктовал мне свои доводы и предложения... Свои наставления. Да хотя бы притчи, а что?! Кто-то ведь должен диктовать! Бог дал мне Тину! Так давно повелось в мире - кто-то Цезарь, а кто-то его Брут, кто-то Иисус, а кто-то Его Иуда... (или Его Магдалина), Македонский и Диоген... Дон-Кихот и Санчо Панса, Гаргантюа и Пантагрюэль... Мир пар! Пары мира! Ромео и Джульетта, Юнона и Авось... Да хоть тот же Галкин со своей Аллой! («Если бы не ты... Не ты... Не тыыыы...». Ах ты, Господи, Боже мой!).
А мы с Тиной? Чем мы не пара?
Тина - Мастер? Дурацкий вопрос! Я и подался, и подвинулся в Маргариты, чтобы время от времени слышать её... Вдруг её голос:
«По поводу Маргариты - еще раз наденешь юбку и будешь строить свою Пирамиду сам!».
О, Святая Мария!..
Сам!..
Да как же я - сам?!. Сам я - ничто... И Ты это точно знаешь!
- Я, что ли, - знаю? - спрашивает Лена.
- И ты тоже...
Сам!
«Топить в просторном просмолённом доме печь. Беречь тепло, слова, дрова и свечи. Ещё патроны надо поберечь. Иначе от тоски отбиться нечем...».
В ожидании Тины я законопатил все щели, просмолил и стены, и пол, и потолок, чтобы беречь и тепло, и слова, и дрова, и свечи... И приобрёл двустволку (калибр - 20. Вес 2,75 кг. Длина стволов - 725 мм, сверловка: правый ствол цилиндр с напором; левый - чок, длина патронника 70 мм, стволы не хромировались. Диаметр бойка 2,5 мм. Усилие спуска: передний спусковой крючок 2,75 кг; задний - 3,0 кг.), ящик патронов... Пристрелял прицел...
Чтобы точнёхонько бить в десятку, отбиваясь от тоски...
В ожидании Тины...
Сберегая для неё и тепло, и свечи...
И целый ворох совершенно непознанных, неизведанных слов...
Живя ожиданием...
Ба-бах!..
Раз уж я тебя оживил...
- Знаешь, - говорит Юлия, - твой Фукуяма, торжественно возвестивший лет пять тому назад о конце истории, недавно заявил, что говоря о конце истории, он имел в виду не совершившийся факт, а то, что ждет нас в ближайшем будущем. „Началась ли история опять?»- спрашивает сегодня он.
- Началась ли? - спрашиваю я.
- Либерализм, демократию и рынок он объявляет универсальными ценностями планетарного масштаба...
- Очередная сказка, - говорю я, - о бесконфликтном будущем человечества... Сегодня в моде уже Хантингтон. Он делит человечество на цивилизации по первичному признаку этно-конфессиональной идентичности и утверждает, что цивилизации обречены на конфликты.
- Все эти рамзесы и хаммурапи, платоны и аристотели, македонские и цезари, макиавелли и монтескье, оуэны, мальтусы, локки, фитхе и беркли, гегели и гоголи, кьеркегоры и канты, фрейды и фроммы, все эти марксы-энгельсы-ленины-сталины, все эти...
- Именно!
- Что от них толку для человека?
- Толк очевиден - это движение мысли из пещеры к свету. И последняя зрелая мысль - любите друг друга!..
- Да, - говорит Юлия, - это шаги от зверя к Богу, но от этого во рту слаще не стало.
- Да, - говорю я, - все они только описывают то, что хотят видеть, не давая себе труда указать бесконфликтный путь развития... Что же касается рынка, где человек человеку - волк, то он, рынок, не может быть планетарной ценностью, скорее всего рынок - это бесконечная война, да, собачья грызня за кость планетарного масштаба...
- Значит...
- Да, - в сотый раз повторяю я, - спасение человечества в Пирамиде. Только повсеместная диктатура и селекция совершенства способны изменить его пещерное сознание. И без очередного плодоносного зачатия человеческую породу не осилить! Неужели не ясно?..
- А что ты думаешь о детях индиго? - спрашивает Юля.
Что я думаю о детях индиго? Ничего не думаю. Я просто знаю, что дети...
- Рестииик, э-ге-э-й! Ты где, ты куда пропал?
- Юсь, - говорю я, - представляешь...
- Ты не ответил.
Я забыл, о чем Юля спрашивала. А... все равно!
- Вот-вот, - говорю я, - надо усердно трудиться над тем, чтобы укротить бег собственной плоти и создать в себе тишину и покой...
- Ты говоришь, как какой-то философ.
- Я и есть философ.
- А мне по душе, когда ты стреляешь из рогатки в попытке сбить с дерева созревшее яблоко, не повредив его кожицы. Особенно мне нравится, - говорит Юля, - когда ты споришь с дельфинами о преимуществах Моцарта перед Вагнером.
- Они умнее людей.
- Но как с ними можно спорить?
- Они умнее людей...
Юля не отступает:
- А вчера ты говорил, что в результате глобального потепления Альпы лишатся трети горнолыжных курортов.
- Во всяком случае, здесь, - говорю я, - вот на этом самом месте, где мы стоим, через десять-пятнадцать лет будет глубоководное озеро.
- Живописное озеро у подножья Альп!..
- Да, - соглашаюсь я, - сначала озеро, а потом и потоп... Если они откажутся от строительства Пирамиды.
Мой скепсис непобедим.
- А знаешь, - говорит Юля, - если бы люди находились в равновесии с природой, то их, как и других, аналогичных по массе и весу животных, сегодня жило бы на Земле всего сто тысяч человек. Ты это знал?
- Вот они и жили бы в Пирамиде! - говорю я.
Юля молчит. Затем:
- Значит, Земле тяжело нести груз семи миллиардов?
- Ты сказала, - говорю я.
- В прошлую пятницу, 25 сентября, - говорит Юля, - Global Footprint Network сообщила, что наступил Earth Overshoot Day - день, когда человечество, израсходовав возобновляемые ресурсы, имеющиеся в его распоряжении, стало поглощать ресурсы, предназначенные для будущих поколений.
- Ну вот, - говорю я.
