Мы, конечно, мучились, мучились...
- Нам не обойтись и без Клеопатры, - заявил Жора, - определенно! Какая же без нее может быть эпоха Египта?
- Любишь ты древних баб, - произнесла Ната, - у тебя просто тяга к этим нефертитям и клеопатрам.
Жора расплылся в улыбке:
- И Клеопатрам. Особенно последней, седьмой. Пусть она не красавица, но какой стратег и какая сучка! Определенно! Притвора и хитрище...
- Значит, - сказала Тая, - мы признали-таки: красота спасет мир. Наша женская красота!
- Красота умрет, - сказал на это Жора, - ум же останется с нами до могилы.
Затем были греки, римляне...
И вот уже сам Цезарь спешит к нам на поселение. Рим! Великий Рим! В Цезаре вся его империя. И коль скоро Цезарь нашел у нас свое пристанище, то и Брут должен быть где-то рядом. Формула жизни «У каждого Цезаря есть свой Брут» не должна быть разрушена нашими принципами заселения Пирамиды.
- Ладно, - сказал Жора.
- Не много ли египтян и римлян? А вавилоняне, а шумеры? - заметила Нана, - история ведь начинается в Шумере! А раз так, то я бы предложила нам фараона Снофру. От него ведь мир впервые услышал о пирамидах.
- Ты напомнил им всем о Тине, - говорит Лена, - она же, кажется, у тебя из... Кто там у неё в родословной - кажется шумеры? Или ассирийцы?
- Кажется, - говорю я.
- Как интересно! - восторгается Лена. - Представляю себе - живой Хаммурапи! Или Шаррукин!
- Это ещё кто такой?
- Саргон, - уточняет Лена, - Саргон Первый. Ну, тот что «истинный царь», помнишь?
- Ах, Первый!.. Истинный!.. Конечно, помню!..
Потом мы перескочили на Гильгамеша.
- Но как же без Гильгамеша?! - воскликнула Дженни. - Нельзя нам без него, нет, мы без него...
- Угу, - сказал Жора, - без Гильгамеша мы не выживем. Да!
Бывало, что мы даже ссорились, если чья-либо кандидатура не набирала достойных баллов. Доходило до смешного - мы с вождей переходили на начальников.
- Здяка, Здяка, Здяказдя...здя... - заикаясь, пробормотал откуда-то вдруг вынырнувший Валерочка, и, сняв очки, стал тщательно протирать стекла концом галстука.
- Ты где пропадал? - спросила его Ната.
- Болел... панкреатит... операция... Здяка возьмите...
Он стоял перед нами бледный и потный с синими полулуниями под глазами в дорогом белом костюме, прислонив ладонь левой руки к животу, а правой водружая дорогие очки на переносицу.
- Возьмете? - он смотрел на Жору молящим взглядом.
Жора молчал.
Здяк был Валериным прямым начальником, которому тот служил верой и правдой. Он, говорят, даже носил его портфель.
Жора молчал.
- А вы знаете, - вдруг с достоинством произнес Валерочка, - что тетрахлордибензопарадиоксин в шестьдесят семь раз ядовитее цианистого калия и потому...
- Как тебе удалось это проверить? - спросила Нана.
- Так что...
- Так что «что»? - Жора сушил глаза и скальп его уехал на затылок.
- Да нет, я так... - пробормотал Валерочка, - нет, ничего... Просто...
Помолчали... А что тут скажешь?
- И... и Переметчика, - робко произнесла Света Ильюшина, - вы просто о нем забыли.
На это все только улыбнулись. Повисла пауза, затем:
- Геометрия жизни, - тихо сказала Юля, - прежде всего. Я - категорична! Я настаиваю на том, что геном первого нашего жителя должен отвечать всем принципам нашей Пирамиды! Геометрия генома в том и состоит...
- А что это у тебя там, - Жора глазами указал на ее плечо, чтобы увести Юлю от её геометрии, - на плече-то?
- Рыбка, - сказала Юля, - Золотая рыбка, Gold fish.
- Почему на английском?
- Потому. Не перебивай...
Иногда ее категоричность меня просто пугала. По счастливой случайности Юлина «Геометрия совершенства» ни у кого не вызывала возражений, и вскоре привлекла внимание даже сильных мира сего.
- И вы взяли этого... Здяка, - спрашивает Лена, - Здя, Переметчика, Шуфрича, Шпуя, Авлова... Всех этих... ваших... я их уже не помню по именам... этих мокриц и планарий?..
- А как же! Для равновесия! Ведь у каждого Христа должен быть свой Иуда. Иначе мир рухнет.
Мы, конечно, всласть наслаждались своим ремеслом...
А вечером Жора позвал меня на пиво. Как в старые добрые времена мы пили банку за банкой, пробавляясь какой-то солёной сушкой и болтали, о чём попало...
- Интересно, - говорит Лена, - о чём? О бабах, конечно!
- О бабах! Конечно! О Еве и Нефертити, о Таис и Клеопатре... Аспазии и Суламифь... Мона Лиза и Лаура, и Беатриче... Даже об Анне Керн и Наташе Ростовой.
Когда сушки кончились, мы принялись за креветок... Как в старые добрые времена...
- Помню, помню я вас... алкашей...
- Стало светать. Мы уже пожали руки друг другу, чтобы поспать хоть немного, Жора задержал мою ладонь, крепко сжал, как капканом, заглянул в глаза:
- Да и вот ещё что...
Он дал волю моей ладони, прилепил себе на нижнюю губу сигарету и, прикуривая, так что я едва мог расслышать, пробормотал:
- Это край...
Я стоял и потирал ладонь о ладонь, не понимая, о каком крае он говорит.
- Тинка... - сказал он, выпустив первую порцию дыма мне в глаза, - Тинка... Знай это!..
Затянулся и даже закашлялся:
- Это - край... Эк-хе, эк-хе...
И тут вдруг начал декламировать:
Я в угрюмые сумерки рта -
слова пальчиками...
Мол, сидите там...
Не вы пя чи вай тесь...
Тесно.
Рано? Рана.
Рва... На... Я.
- Что-что? - не сразу понял я.
Это же её, Тинкины, стихи!
Он меня поразил!
- Рано? - спросил Жора, - нет - пора... Пора, мой друг, пора. Как думаешь? «...слова пальчиками...». А? А?!
И не ожидая моего ответа, повернувшись на каблуках, ушёл не прощаясь.
Сон как рукой сняло...
Я заметил это совсем недавно - Жорины глаза в синих васильках...
Как рваная рана!..
Одно лишь упоминание о Тине тотчас ярко высинивало его глаза - яростная киноварь, прям индиго какое-то! И они просто выпадали... Из орбит...
Не вы пя чи вай тесь...
