Когда Джим услышал такое начало доклада, он понял, что подлый фокус Квардли не удался и Лу с честью выйдет из этой ситуации.
Пока все были поглощены рассказом адмирала Эрвиля, Квардли придвинул свой жующий рот к уху Джима и произнес:
– Дело в следующем, адмирал, – вы стали жертвой враждебной колдовской силы.
– А поподробнее?
– А поподробнее – девочка, этот чистый ребенок, и старик, которого вы застрелили, добив двумя выстрелами в голову… – Квардли сделал паузу и, послушав ровное повествование Эрвиля, продолжил: – Так вот, тот, кого вы добили двумя выстрелами в лицо, и нежная девочка, над которой вы так безобразно надругались, есть один и тот же специалист.
– Что… что вы этим хотите сказать, мистер Квардли? – осторожно спросил Джим.
Он чувствовал, что правда где-то рядом, но она мерзка и противна, как может быть противна гадость, которую вы уже проглотили.
– Вы занимались отвратительным соитием с колдуном, господин герцог, – не без удовольствия произнес Квардли и отер свой жирный рот салфеткой.
– Зачем это нужно какому-то колдуну? – с сомнением произнес Джим.
– Это нужно для вашего ослабления. Вы надругались на девочкой – это раз, потом из-за вас она погибла – это два, и, наконец, вы убиваете презренного старика, который пошел на два первых преступления для вашей же пользы.
– Я вам не верю. Откуда вы можете все это знать в таких подробностях?
– О, дорогой мой герцог! – На пластичном лице штандартенфактора проступила гримаса, означавшая неискреннее сочувствие. – Дорогой мой герцог, это же элементарный курс психологии примитивных субъектов. А по психологии у меня был высший балл. И, наверное, у специалиста, который соединялся с вами в жарких объятиях, тоже был высший балл.
– Я не верю, – упрямился Джим, больше из чувства гадливости.
Он не хотел верить, что в каком-то там гипнозе проделывал такие вещи со стариком лакеем.
– Мне не слишком понятна ваша змеиная этика, господин герцог, но я знаю, что для вас понятие «угрызения совести» значит очень много. Правда, у некоторых из вас вместо угрызений совести присутствует уязвленное самолюбие, однако картина примерно одинакова. Объект мучается, теряет жизненную силу и в конце концов становится жертвой охотящихся за ним врагов.
– А почему обязательно это был старый колдун? – неожиданно спросил Джим. – Почему не молоденькая хорошенькая колдунья?
– Извините меня, герцог, но вы рассуждаете, как жеребец. У колдуна нет пола. Он текуч, как вода, и заполняет любую форму или же сам создает ее.
– А чья же это была кровь на постели, если не девственницы?
– Какая девственница, адмирал, вы себе льстите! Вы имели дело с куском неоформленной плазмы. Космополитенса – на языке профессионалов.
– То есть девочка жива, ее мать жива и старик жив? – начал выравниваться разум Джима.
Пребывая внутри собственных переживаний, он не слышал, что происходило снаружи, и только тупо таращился на жестикуляцию Лу, который, как видно, успешно справлялся с возложенной на него задачей.
Когда Джим снова обратил внимание на Квардли, тот медленно ел грушу.
Не глядя на Кэша, штандартенфактор продолжил:
– Запомните, адмирал, никакая горничная во флигеле не живет. В нем вообще никто не живет с тех самых пор, как шесть лет назад там повесились десять укубусов. И уж тем более там не живет девочка.
– А может, она пришла со стороны?
– В вашем доме все горничные незамужние. Мы специально набираем таких.
Квардли замолчал и внимательно осмотрел огрызок груши, а затем проглотил его с явным удовольствием. Заметив на себе удивленный взгляд Кэша, штандартенфактор смущенно улыбнулся и сказал:
– Извините, мне нужен фосфор.
– Значит, нет никакой девочки и ее матери и не было убийств лопатой?
– Не было ничего, дорогой герцог. Достаточно проверить штат слуг в вашем доме, чтобы выяснить, что никто из них не застрелен и все исполняют свои обязанности.
– Так просто?
– Так просто.
В этот момент раздался хохот всего кавалерийского собрания. Это Эрвиль мастерски закончил свое выступление эффектным анекдотом.
Квардли щелкнул от досады челюстями и, подняв бокал, крикнул:
– Ура героям! Выпьем за звонкие шпоры!
– За звонкие шпоры! – с воодушевлением подхватили драгуны и выпили, а штандартенфактор, только пригубив вино, добавил:
– А что, адмирал Эрвиль, покажите нашим кавалеристам свой знаменитый удар! Думаю, в округе найдется пара крепких дубов, чтобы вы могли срубить их.
Собрание драгунов замерло. Им и в голову не приходило, что они могут стать свидетелями подобного чуда.
– О да, господин адмирал, – проблеял кавалерийский полковник, – такое бы увидеть и помереть не жалко…
Как видно, того же мнения придерживались и остальные офицеры.
Джим посмотрел на Лу. Теперешняя подлость Квардли выглядела куда острее. Даже сам штандартенфактор, не скрывая интереса, наблюдал за тем, что же предпримет Лу на этот раз.
А он, со вздохом подняв на присутствующих взгляд, произнес голосом, полным державной ответственности:
– Друзья мои, мне для вас ничего не жалко. Нужно показать удар – пожалуйста… Но, господа, существуют и государственные интересы. Этот удар больше не является моей собственностью, поскольку император взял с меня слово до поры до времени засекретить это грозное искусство истребления, дабы враги наши трепетали. Таким образом, теперь этот знаменитый удар является стратегическим резервом нашего государства.
Мало того, господа, мне доподлинно известно, что султан анатолийский Хафис фон Штейнберг готов заплатить не ограниченную арифметическими исчислениями сумму тому, кто предоставит ему техническую документацию на этот смертоносный секрет.
Ко всему вышесказанному моту еще добавить, что во время боевого применения этого удара при кавалерийской атаке на Ангур действие его оказалось ужасным не только для врагов, но имело также некий побочный эффект. Данные, которые я сообщу, закрыты, но, думаю, для вас можно сделать исключение. Так вот, среди солдат наших войск, видевших нанесение удара, свалились на землю в беспамятстве – пять тысяч человек, покрылись красной сыпью – шесть тысяч человек и заболели ветрянкой с осложнениями – четыреста человек.
Остается упомянуть еще о двух сошедших с ума лошадях, хотя, казалось бы, какая связь?
– Да, – вставил Квардли, – тем более что лошади были механические.
– Что только добавило загадок и неизвестных опасений от нанесения этого удара, – закончил Лу.
