Потребовалось еще две недели, прежде чем желание было произнесено вслух. Дома за ужином Борис отважился посоветоваться с Яковом. Яков застыл с поднесенной ко рту ложкой супа.
— Вот тебе раз! — удивился Яков. — Разве в отделении не интересно?
— Интересно.
— Ну?
— А что ну? Ты хочешь на Луну лететь, так тебя никто не отговаривает.
— Посмотрите-ка на него: война идет, мы за каждый килограмм стали бьемся, а он что задумал — из цеха удирать!
Яков взглянул на отца, ища у него сочувствия. Филипп Андреевич покачал головой.
— Ты не прав, Яков, — сказал он. — В желании Бориса нет ничего зазорного. Кроме вашей борьбы за сталь, идет строительство новых заводов.
— Ясно? — обрадовался Борис.
— Ему просто на свежий воздух захотелось.
— Ну, это ты брось!
У Бориса от обиды дернулись губы, он решительно отодвинул от себя тарелку с супом и встал. Лицо его стало злым и холодным, глаза сузились, ноздри задвигались от учащенного дыхания.
— Садись, Боря, садись, — сказала Анна Матвеевна, — Яков свое переживает, ты — свое. Такие дела сразу не решаются. Успокоитесь и разберетесь, кто прав, кто виноват.
— Да они оба правы, — усмехнулся Филипп Андреевич, — только Яков напрасно обижает Бориса. Ишь, распетушились.
Ужин закончился в полном молчании. Яков и представить себе не мог, как это Борис вдруг уйдет из цеха. Впервые между друзьями легла тень. Дело было не только в обиде. Обиды Борис забывал быстро. Но он и сам понимал, что получается как-то неладно. Всегда были вместе с Яковом — и станут работать порознь. Борис чувствовал, что ему трудно доказать свою правоту. Его мечты были скромнее. Ему просто понравился процесс кладки стен, понравился больше, чем автоматика печей… вот, собственно, и все. Правда, нравился уже так, что выбросить из головы было невозможно.
На другой день все пошло по-прежнему. Борис не заговаривал больше о своем намерении уйти из цеха, а Яков не напоминал об этом.
— Вы чего это друг от друга глаза прячете? — удивилась Люба.
— Придумала, — попробовал рассердиться Яков. — Нечего нам прятать.
Люба прищурила один глаз и выпятила губы, передразнивая Якова, но тот, круто повернувшись, вышел из кабины.
По мере того как день уходил за днем, желание работать на стройке поднималось в душе Бориса, как вода у запруды. Вот-вот прорвет преграду. Преградой оставался Яков. Нужно было начинать с него, как с непосредственного начальника. И это оказалось очень трудным: попробуй говорить официально с другом детства.
Вечером к Якимовым пришел Михаил. У него было взволнованное лицо, воинственный блеск в глазах.
— Секретарем цеховой организации избрали, — выпалил он, не ожидая расспросов. — Я уж доказывал, доказывал, что не гожусь для такого дела, не справлюсь. Все-таки в цехе-то я еще без году неделя работаю. Давно ли на четвертый разряд перевели.
— Справишься, запросто, — сказал Борис.
— Эх, кабы здесь Ира была, я бы со спокойной душой взялся за такую работу, а так-то страшно, ребята. Хочется справиться.
— Раз хочешь, значит, справишься, — заключил Яков. И невольно улыбнулся: вид у Михаила стал деловой до невозможности. — А вот нашему Борису захотелось с завода удрать.
Борис сразу вспыхнул, а Михаил вопросительно посмотрел на Якова.
— Ты это серьезно?
— Спроси его самого.
— Ну-ка?
— Ничего плохого я не собираюсь делать, — пробормотал Борис. — Хочу на стройку перейти… только и всего.
— Вот и рассуди, секретарь.
— Расскажи подробнее, Борис, что у вас с Яковом происходит.
Борис объяснил не очень складно, но с необычной для него горячностью. Михаил подумал, заложив руки за спину, прошелся по комнате.
— Я бы на месте Якова отпустил тебя.
— А я его и не держу.
— Ну да, понимаю — на двери показал. Выметайся, мол. Это не по-товарищески, Яков. Тут понять нужно.
Теперь смутился Яков. Он отошел к окну и стал смотреть на улицу.
— Давно собираюсь сказать тебе, — продолжал Михаил, — ты на весь свет сквозь свою мечту смотришь. По-моему, она тебя ослепляет.
— Ослепляет? — Яков резко повернулся от окна.
— Ну да. Доказать? Помнишь, ты как-то предлагал нам объединиться вместе с тобой для решения проблемы полета на Луну? И обиделся, когда мы отказались. Наверное, ты так и не подумал, что у каждого из нас есть своя мечта. Вот, по-моему, в чем тут дело. Нужно уважать друг друга. И это хорошо, что один из нас мечтает стать строителем, другой художником, третий… ну, третий, скажем, слесарем и так далее.
Слова Михаила звучали жестко, но в них заключалась такая правда, против которой возражать было нелепо… Якову стало стыдно. Следовало немедленно извиниться перед Борисом, но вот заставить себя сделать это он уж никак не мог.
— Борис, — сказал Михаил, — иди на стройку, раз она тебя завлекла по-настоящему.
На другой день Борис, пряча глаза, подал Якову заявление об увольнении. Яков, так же не глядя на товарища, расписался и сухо обронил:
— Иди к Андронову. Я уже ему все объяснил, он согласился.
И отвернулся. Ему больно было видеть радостный блеск в глазах Бориса. Яков так хотел видеть в нем товарища в своих будущих исследованиях, но вспомнились слова Михаила. Видно, не забыть их уже никогда. От товарища такое не забывается.
Без Бориса в отделении сразу стало пустынно. До конца смены Яков ходил злой, придирался к регулировщицам, накричал на Катю, которая пританцовывала у пульта, сделал вид, что не замечает сигналов Любы, которая приглашала его к себе в кабину.
Вечером он едва дождался возвращения Бориса. Утром Яше казалось, что Борис для него вообще исчез, растворился. Нет, привязанность к товарищу стала еще крепче.
Каково же было его удивление, когда он увидел Бориса расстроенным.
— Что, неужели отказали? — спросил Яша.
Борис с остервенением отмахнулся и в сердцах швырнул кепку в угол прихожей.
— Видно, мне всю жизнь будет солоно, — сказал он. — Чтоб оно провалилось все на этом свете…
— Да ты объясни толком.
— Принять-то меня приняли с распростертыми объятиями, да вот начальником у меня знаешь кто будет?
— Ну?
— Дядя Коля.
Яков даже отшатнулся от Бориса. Действительно, его прямо какой-то злой рок преследует.
— Давай обратно, — посоветовал Яков. — Я все устрою.
— Обратно? — Борис сжал кулаки. — Дудки, Марья Ивановна. Мы еще посмотрим, кто кому дыхание вышибет. Со стройки я теперь только в могилу.
Рослый, широкоплечий, Борис сегодня удивил Якова. От него веяло такой силой и таким упрямством, что лучше было не становиться у него на пути.
