Рослый, широкоплечий, Борис сегодня удивил Якова. От него веяло такой силой и таким упрямством, что лучше было не становиться у него на пути.
Вскоре стремительное течение новых дел захлестнуло Якова, отвлекло от мыслей о Борисе.
Третьего апреля отменили очередной субботник. Глазков собрал обе смены в служебном помещении. Выражение лица, с каким он ожидал наступления тишины, многих заставило насторожиться.
— Так вот, друзья мои, — сказал он, — дирекция комбината и партийная организация просили меня довести до вашего сведения, чрезвычайно важную весть: наш комбинат получил задание от Государственного Комитета Обороны освоить выплавку специальной бронебойной стали…
На другой день цех запестрел плакатами и призывами в срок и на «отлично» выполнить ответственное задание, которое поможет одержать победу над врагом.
— Это будет сталь победы, — сказал Глазков на совещании.
Освоение нового сорта стали решили поручить Стешенко. Сталевар повеселел, еще шире расправил свои и без того широкие плечи.
— Держись, Дмитриевна! — сказал он Любе. — Великое дело будем делать. Может, эта сталь всю войну обратным ходом повернет. А?
Люба поджала губы, пригладила завитушки волос за ухом: нам, мол, этого разъяснять вовсе не требуется.
У третьей печи рядом со сталеваром теперь бывали технологи, приходил главный металлург завода. Анализ следовал за анализом. Образцы испытывали и на механическую прочность, и на химический состав. В печь давали уже незнакомые Любе присадки редкоземельных элементов.
Первую плавку принял сам Глазков. Сигнал на выпуск стали подал Любе главный металлург завода. От Глазкова не отходил и Кашин. Старший электрик проявил необыкновенную деловитость, интересовался результатами анализов, вместе с Любой стоял за пультом, покрикивал на Якимова, приказывая ему не отходить от электромоторов.
А тут в новом литейном цехе начался монтаж оборудования.
«Вот когда можно по-настоящему освоить автоматику», — решил Яков и отправился к главному металлургу за разрешением. Ему охотно позволили и присутствовать при сборке и непосредственно участвовать в ней.
Монтажом руководил Гоберман. Он очень одобрительно отнесся к намерению Якова, объявил, что сам будет консультировать его по всем вопросам конструкции. Между юным монтером и старшим конструктором с первого дня их встречи на комбинате установились дружеские отношения.
Но, пожалуй, Яков слишком увлекся. Следовало щадить себя, помнить о головных болях, которые нет-нет да и давали о себе знать.
В тот день, когда третья печь поставлена была на пробную плавку специальной стали, Яков вышел в ночную смену, хотя день провел на сборке автоматики. Для увлекающегося человека время идет незаметно. Якову едва удалось выкроить полтора-два часа, чтобы съездить домой пообедать. О сне уже нечего было и думать. Впрочем, Яков особенно и не горевал об этом. В работе ночь проходит незаметно, быстрее, чем дневная смена, а уж завтра он отоспится сразу за все.
На комбинат Яков приехал в половине первого ночи. С мастером Юркиным он пошел из кабины в кабину, от печи к печи. В приеме смены Яков был очень придирчив. Он научился замечать малейшие технические неполадки.
— На второй печи искрят щетки среднего мотора, — сказал он Юркину. — Притирайте.
— Да они и до нашей смены искрили, — оправдался Юркин.
— Притирайте! — упрямо повторил Яков. — Иначе смену не приму.
— Ч-черт… — пробормотал Юркин.
На третьей печи все было в порядке. Люба уже стояла у пульта. Странная неподвижность девушки, ее окаменевшее лицо с мутными заплаканными глазами сразу привлекли внимание Яши.
— Что с тобой, Люба?
— Ничего, ничего, — тихо и торопливо ответила Люба.
— Ты уж со мной сначала покончи, — заворчал Юркин. — Ребята спать хотят.
— Люба, слышишь? — Яков взял ее за руку, — Ну?
— Отец… — шепнула она, и из глаз ее покатились слезы.
— Дмитрий Васильевич? Что? Говори же!
— Над Берлином…
— Любушка! — Яков порывисто прижал девушку к своей груди. — Любушка моя…
— Сбили, значит? — негромко спросил Юркин.
— Антонина Петровна знает?
Люба утвердительно кивнула головой.
— Зачем же ты ушла от нее? — Голос Яши стал хриплым, он никак не мог проглотить комок, вставший в горле. — Тебе нужно идти домой. Справимся без тебя. Я сам постою у печи. Иди, Любушка.
Попросив Юркина остаться у пульта, он проводил Любу до ворот завода.
Вся эта ночь походила на тяжелый кошмарный сон. Гибель Дмитрия Васильевича потрясла Яшу. Только теперь он с полной остротой осознал, что такое война. До сих пор он воспринимал ее как-то одним умом, сейчас она задела его сердце. Ненависть к убийцам этого замечательного человека жгла его мозг. Погиб близкий, дорогой ему человек, отец Любушки.
Неожиданно у Яши разболелась голова. Он ходил по кабине, пробовал стоять неподвижно, дважды бегал в душевую и подставлял голову под кран с холодной водой. Боль угрожающе нарастала. Яша знал уже, что теперь она сама по себе не пройдет. Пришлось оставить у пульта монтера-новичка, поступившего вместо Бориса, тридцатилетнего болезненного мужчину, и отправиться в здравпункт. От принятого порошка боль утихла, но в голове осталась тяжесть. Яша забыл, что позади сутки без сна.
Доверять новичку управление печью, на которой шла опытная плавка, было рискованно. Яков опять встал к пульту.
Обычно ночная смена проходила у Якова в беготне, в хлопотах, — он всегда умел находить себе и своим помощникам работу. Хозяйство было большое и сложное. Но в эту ночь, точно по заказу, все шло совершенно спокойно. Монотонно гудели печи, неподвижно замерли стрелки амперметров.
И Яшу неудержимо потянуло ко сну. Неподвижное стояние у пульта было не для него. Оно утомляло несравненно больше, чем перетаскивание мостовых ферм на субботниках или ювелирная работа на монтаже автоматики в новом литейном цехе.
А тут еще голова… После приступа боли мозг требовал сна.
Яша тер глаза, ходил по кабине, размахивал руками и проклинал свою физическую слабость. Вон Стешенко довольно насвистывает, каждую минуту через синее стекло заглядывает в печь, о чем-то советуется с дежурным технологом и показывает Яше большой палец. Шла последняя опытная плавка. Если ее примет государственная комиссия, все шесть печей начнут выпуск особой бронебойной стали.
Яша взглянул на часы: пять часов. Кто работал в ночные смены, тот знает: это самое трудное время, если не выспался днем. Каждое мгновение сон может одержать верх, стоит только ослабить с ним борьбу.
